Мечта на вешалке

Когда я открыла дверь и ввалилась в квартиру, переламываясь пополам под тяжестью сумок, мне сразу же бросился в глаза некоторый беспорядок, царивший в коридоре. Прямо на меня, расставив руки в стороны и высунув от удовольствия язык, несся на роликах малолетний пацан. На моих, замечу, роликах. Фирмы, между прочим, «Саломон». Эти ролики я купила в прошлом году, чтобы красиво кататься в парке Горького, да все как-то руки не доходили. Вернее, ноги.

И поэтому мои парадные «Саломоны», дорогущие, как три самолета, хранились в коробке под вешалкой, на которой висела шуба в чехле. Пусть не норковая, а из щипаного бобра, но тоже ведь вещь! А теперь на вешалке болтался только чехол, зато в шубе разгуливала какая-то соплюшка лет восьми. Длинные бобровые полы волочились за ней по полу, и девчонка все время наступала на них каблуками моих зимних сапог. Эти сапоги тоже хранились в коробке под вешалкой, потому что в Наташкиной комнате катастрофически не хватает места — все завалено книгами.

Надо сказать, что есть у нас одна проблема — подруга все время покупает книжки, самые разные. Зачитанные до дыр книжки с развалов, где все по тридцать рублей, и из «Библио-глобуса», где цены начинаются от сотни. Пахнущие вкусной типографской краской и отвратительным застарелым табаком, они, эти самые книжки, присутствуют везде. Стоят на полках, лежат стопками на полу, громоздятся на подоконниках, благо их в комнате целых два.

Когда подруга рассказала мне историю своей квартиры и я в первый раз услышала про студента-отличника Леву Каца, то сразу поняла, откуда у Оганезовой очки и страсть к неумеренному поглощению художественной литературы. Вот из-за них-то, из-за этих самых книжек, мне и приходится хранить некоторые свои вещи в коридоре, подвергая их опасности быть испорченными. С прежней сменой гастарбайтеров я худо-бедно достигла договоренности, добившись того, чтобы родственники Богдана Осиповича строго-настрого наказали своим детишкам не трогать чужие вещи. Детишки и не трогали. Старшенький, Дорин, все время играл в наперстки на нашем кухонном столе, оттачивая мастерство престидижитатора. Младшенький, Раду, притаскивал с Казанского вокзала каких-то девиц и каждый раз объявлял всей квартире, что хочет на них жениться. А вот с новым заездом молдавских строителей переговорить я еще не успела и теперь пожинала плоды легкомыслия.

Вытряхнув из шубы девчонку, а и из роликов мальчишку, я ворвалась в нашу комнату и с вызовом сказала подруге:

— Читаешь?

Впрочем, об этом не стоило спрашивать. Наташка всегда либо читала детективы, либо смотрела по телевизору криминальную хронику. И, если телевизор не включен, значит, подруга с головой погружена в чтение увлекательной книги. Изредка она торчала в Инете, выуживая оттуда леденящие душу истории.

Насколько я знаю, у Наташки тоже есть заветная мечта — она хочет стать криминальным репортером. Только желательно таким, чтобы можно было не вставать с дивана и общаться с редакторами исключительно по телефону или через Интернет.

— Угу, читаю, — прочавкала Оганезова, отправляя в рот очередное печенье «Глаголик», тазик с которыми стоял перед ней на широкой спинке кровати.

— А за моими вещами что, трудно присмотреть? — язвительно проговорила я, сбрасывая сумки в угол, прямо на пачку растрепанных детективов Агаты Кристи.

— А чего с ними будет-то? — не отрываясь от книги, отмахнулась эта поганка. — Вон у тебя сколько вещей, куда тебе столько?

— Я же не спрашиваю, куда тебе столько книг, — пробурчала я и окинула взглядом свою половину комнаты.

Наташка права. Вещей у меня действительно много. Высокие стопки ни разу не надеванного нижнего белья лежат на книжной полке, выделенной мне Оганезовой под шмотки. Рядом притулились пачки колготок, чулок, носочков и гольфов. Отдельно хранятся аксессуары, к которым я испытываю особую слабость. Шелковые платки, ажурные шарфики, разноцветные палантины, вязаные шапочки, бейсболки со стразами и без, панамы и кокетливые банданы — все это утрамбовано в большую капроновую сумку, в которой я мечтаю когда-нибудь навести порядок.

Моя половина шкафа тоже забита под завязку. На плечиках висят нарядные вещички, которые греют мне душу. Пусть большинство из них я ни разу не надевала. Пусть. Зато я знаю, что стоит мне как следует порыться, и я смогу подобрать себе наряд для любого случая — начиная от карнавала в Рио-де-Жанейро и кончая похоронами венценосной особы в графстве Уэльс. А по углам громоздятся коробки с обувью. Носибельной и не очень. Честно говоря, вещей и вправду многовато. Даже табуретка завалена косметикой. И только привычной раскладушки, на которой спала последние два года, я не увидела в моем закутке.

Сначала я не поверила своим глазам и даже сделала три шага через обувные коробки наискосок к окну, но это не изменило ситуации. Раскладушка не пряталась за шторой, как я предполагала, и не стояла между шкафом и стеной, засунутая туда рассеянной Оганезовой. Я в недоумении осмотрелась по сторонам и тихо спросила:

— Наташ, а раскладушка-то где?