Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени

Это кажется противоречащим идее существования естественных законов нравственности, поэтому можно подумать, будто Гоббс лишь делал вид, что такие законы установило божество. Возможно, это была «благородная ложь», о которой говорил Сократ в «Государстве» Платона, – безобидный миф, нужный для того, «чтобы граждане с большей заботой относились и к государству, и друг к другу»[237]. Однако благородная ложь не сработает, если она не останется в тайне для обманутых. Зачем Гоббсу понадобилось раскрывать шокирующую правду о том, что на самом деле нет ничего ни хорошего, ни плохого, а затем несколькими главами ниже пытаться убедить читателей в обратном?

Ответ заключается в том, что Гоббс не признавал этой пугающей истины. Когда он писал, что ничто не является «просто и абсолютно» добром или злом, он не имел в виду, что добра и зла не существует. Он пытался объяснить наше обычное использование этих терминов и работу нашего разума. Как раз перед этим отрывком Гоббс отмечает, что разные люди имеют разные симпатии и антипатии и что, поскольку наше физическое состояние постоянно меняется, одни и те же вещи в разное время у одного и того же человека могут вызывать различные и желания, и отторжения. По его мнению, разные влияющие на нас явления работают, вызывая в нашем организме процессы, которые и обнаруживают себя в нашем восприятии, желаниях и неприятии. Эти взаимодействия сложны, и мы не должны думать о желательности или нежелательности как о чем-то присущем внешним объектам и ситуациям. Например, красный цвет сам по себе не присущ плодам, а, скорее, является влиянием материи плода на наши органы чувств, так и то, что мы находим что-то желаемым (и, следовательно, называем это хорошим), следует понимать как сложное взаимодействие между нами и окружающей средой. Эта теория мышления и языка вызывает много вопросов, но нет оснований полагать, что она противоречит Гоббсовому изложению естественных законов нравственности. Что в конечном счете людям выгодно – это мир, независимо от того, осознают они это или нет. Гоббс надеялся, что, увидев истинность данного положения, люди придут к желанию мира и сочтут его благом.

Теперь мы в состоянии понять, что правильно, что вызывает вопросы, а что ошибочно в той затянувшейся критике этических доктрин Гоббса. В 1683 г., через четыре года после смерти Гоббса, Оксфордский университет издал постановление, осуждающее 27 «нечестивых доктрин» и «пагубных» публикаций[238] в их защиту. Экземпляры «Левиафана» и «О гражданине» Гоббса были торжественно сожжены на университетском дворе, также сгорели более двух десятков работ других авторов, тогда как толпа ученых стояла у костра и всячески выражала одобрение. Похоже, это было последнее крупное публичное сожжение книг в Оксфорде[239]. Вот две из доктрин, приписываемых Гоббсу в указе:

Самосохранение есть основополагающий закон природы и отменяет обязательность всех прочих, когда они вступают с ним в противоборство[240].

В естественном состоянии не различается хорошее и дурное, правое и ошибочное; природное состояние есть состояние войны, в котором каждый человек на все имеет право[241].

Вполне очевидно, что для Гоббса самосохранение в каком-то смысле лежит в основе различных естественных законов нравственности: если вы признаете, что люди хотят оставаться в живых, и все остальное предположительно отсюда следует. Но, хотя Гоббс начинает с этой эгоистичной предпосылки, он заканчивает бескорыстным «золотым правилом нравственности»: «Не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе» – или, как Бог изложил его Моисею, а Иисус повторил ученикам: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя»[242]. Гоббс утверждает, что человек всегда имеет право защищать свою жизнь; это единственное право, которое не передается суверенной власти, когда человек соглашается подчиняться правительству. Но, как только люди заключают такое соглашение, это же право не позволяет принимать меры к усилению собственной безопасности, например наносить упреждающие удары. Ведь именно во избежание такой войны всех против всех Гоббс и выступал за подчинение законам суверена. Так что нельзя сказать, что для Гоббса самосохранение пересиливает все остальные соображения.