— Это уж точно, — невесело усмехнулся Карс. Кивнул в сторону, подразумевая ситуацию.
— Освободить зал для проведения собрания! — зычно крикнули сзади. Поморщившись, Карс сотворил образ и переместился.
Команда Мика, снова почувствовавшая свою силу, обступила Монаха неровным кругом. Напротив стоял сам Мик, похоже, едва удерживающийся от презрительного тычка ногой. Вздохнув, Монах поднял голову и посмотрел в лицу бывшему другу. Произнёс:
— Она уже ушла, да?
Результат напомнил последствия удара гирей: психологические щиты Мика смяло так явно, будто они были материальными. Его лицо исказилось от боли.
— До меня успели дойти слухи, — продолжил Монах. Не то чтобы ему было приятно издеваться, но и беззащитной жертвой он себя не представлял. Раз уж назначили роль диссидента, он отыграет её до конца. — Оправившись от разрыва отношений, она создала физическую копию тебя и жила с ней некоторое время. Потом это вскрылось и её выгнали с позором. Говорят, она до последнего момента плакала и умоляла тебя простить её — за всё возможное, лишь бы остаться здесь и быть с тобой.
— Собрание не будет против, — произнёс кто-то сзади. Мик дёргано кивнул, сделал шаг вперёд и занёс ногу, собираясь ударить в лицо. Попытка поставить барьер ничего не дала — на место проведения казни уже поставили нулевой блок, — однако Монах всё-таки сумел отклониться и удар пришёлся в плечо, повалив его на спину.
— Инквизиционный процесс, — невозмутимо сказал Монах с пола. Сейчас спокойствие далось как никогда просто: он не чувствовал ни страха, ни волнения, ни сожаления за что бы то ни было. — Форма расследования, в которой суд выступает одновременно защитой и обви…
— Заткнись! — заорал Мик, догнав эхо до самого купола. — Мы не такие! Мы нормальные, нам не нужны шаблоны и ярлыки!
— Законы социального действия универсальны. Даже если…
— Заткнись!
— Пора заканчивать, он нас провоцирует, — заметили в кругу.
Монах сосредоточился: этот момент он хотел запомнить на всю оставшуюся жизнь, независимо от отпущенного срока.
Пол холодил спину сквозь тонкую рубашку, некоторые мышцы уже занемели. Пульсировало болью левое плечо, в которое пришёлся удар ботинка. Круг собрания возвышался над ним, воздев руки и читая ритуальный текст; ощущения были, словно лежишь в гробу и над тобой читают поминальную молитву. Правда, насколько Монах знал, в молитвах обычно хвалят умершего за его земные дела, благодарят небеса за то, что послали его к людям, и просят проявить к нему милость, несмотря на допущенные грехи. Здесь же наоборот, его возвращали небесам как отдают в магазин купленный товар со случайно обнаруженным заводским браком. Что-то вроде «извините, но пользоваться этим я не смогу и не буду. Лучше дайте мне такой же, только хороший. Ну, и скидку желательно».
По-своему всё это тоже было красиво, особенно на фоне купола храма. В какой-то момент он стал приближаться: в дело вступили потенциалы собравшихся, которые готовы были пожертвовать частью своих сил ради чистоты сообщества.
Какой-то из вдохов стал последним.
Под спиной снова оказался холодный пол, но уже из неровного, природного камня. Разглядеть ничего не удавалось — глазам пришлось перенастраиваться на пучок не слишком ярких лучиков света. Сырость в воздухе почти отсутствовала, соли с йодом тоже не ощущалось, так что была надежда на попадание в континентальный район. Где-то в стороне приглушённо, словно из-за стены, раздавались голоса.
Постепенно свет стал приближаться, голоса становились громче. Тем временем проявились стены пещеры и контуры входа в ответвление, по которому шли люди.
— Монах?!
Он узнал обоих, но если одного просто был безумно рад видеть, то чувства ко второму выходили за пределы его понимания собственного восприятия. Справившись с дыханием, Монах закричал:
— Граф!
Все три дня Кейра не находила себе места. Прерывание потенциалов, традиционная фаза передышки в войне, когда стороны выложились по полной и могут лишь огрызаться друг на друга, не принесло ей никакого облегчения. Наоборот, невозможность сказать себе «эти дела важнее всего, иди и занимайся ими» повлекла высвобождение огромного количества времени, а следом и ощущение полного бездействия. Проблема есть, задача стоит, ничего не предпринимается.
И проблема-то была не того рода, чтобы поделиться с кем-то и попросить помощи. Альден с Нармизом не зря берегли подругу от неприятной новости; она, конечно, была немного обижена на них, но и смысл понимала — её нынешнее положение было крайне легко предсказать. Однако по стечению обстоятельств факт предательства Ресда выяснился именно сейчас, когда и переключиться не на что, и возможность выяснить правду есть.
Выяснить правду… Об этом и стоило беспокоиться в первую очередь. Не о том, что Правительница ощущает внутренний дискомфорт, не о том, что качество её ежедневной бумажной работы снизилось. Наибольшую опасность представлял возможный срыв.