Мечтают ли андроиды об электроовцах

— С самого начала они все играли со мной: и Веррик, и Мур, и Элеонора. С моего приезда в Директорию Вейкман делал все возможное, чтобы пробудить мою бдительность. Я прибыл, чтобы избежать разложения, а оказался связанным, как никогда: Веррик отдавал мне приказы, а я подчинялся. Что можно сделать в полностью прогнившем обществе? Подчиняться прогнившим законам? Разве это преступление — неподчинение бесчестному закону или нарушенной клятве?

— Это преступление, — медленно сказал Картрайт. — Но, может быть, совершить его — это хорошо.

— В обществе преступников, — вставил Шеффер, — невинные отправляются за решетку.

— Кто имеет право решать, что общество состоит из преступников? — продолжил Бентли. — Откуда вы можете знать, что ваше общество идет по ложному пути? Как вы узнаете, когда правильнее не подчиняться закону?

— Вы это знаете, и этого достаточно, — страстно произнесла Рита О’Нейл.

— Ваш мозг подает специальный сигнал предуведомления? — поинтересовался Бентли. — Я бы предпочел иметь хоть один такой. Это же, должно быть, дьявольски удобно. В системе живет шесть миллиардов человек, и большинство из них думает, что все здесь совершенно. Можно ли от меня требовать, чтобы я шел против всех тех, кто меня окружает? Они все подчиняются законам.

Он думал об Эл и Лауре Девис.

— Они счастливы, удовлетворены, имеют хорошую работу и комфортабельное жилище, хорошо едят. Элеонора Стивенс сказала мне, что у меня больной ум. Как знать, может, я и свихнулся, если вообще давно уже не психопат.

— Вы должны иметь закон внутри себя самого, — констатировала Рита О’Нейл.

— Все его имеют. Он фактически струится по улицам. Я так долго претерпевал разложение, что я смог бы возродиться. Может, они и правы — да, я изменник. Думаю, что Веррик, будучи сам не уверен в связывающей нас клятве, освободил меня от нее. Я так думаю, но, может, я ошибаюсь.

— Если вы ошибаетесь, — заметил Шеффер, — то всякий имеет полное право убить вас.

— Да, я знаю, но… — Бентли не мог подобрать слова. — В каком-то смысле это не важно. Я не уважал своей клятвы не потому, что я боялся ее нарушить, а потому, что я считал, что она не должна быть нарушена. И только. На какой-то стадии все это опротивело мне настолько, что я больше не мог продолжать работать на эту систему. Я не хочу больше иметь, ничего общего с ними, даже если меня за это должны преследовать и убить.

— Это еще может случиться, — предостерег Картрайт, — Вы говорите, что Веррик знал о существовании бомбы?

— Это точно.

Картрайт задумался.

Шефу не полагается посылать классифицированного служащего на смерть. Для этого есть инки. Ему не полагается уничтожать своих классифицированных служащих, а, напротив, он обязан охранять их. Судья Воринг мог бы знать это. Он эксперт по основным материалам. В момент принесения клятвы Веррику вы не знали, что он низложен?

— Нет, но они это знали.

Картрайт почесал свой подбородок.

— Быть может, ваше дело правое. В вас есть что-то интересное, Бентли. Что вы станете делать теперь, когда нарушили правила Игры? Снова приносить клятву?

— Не думаю.

— Почему?

— Нет человека, созданного для того, чтобы стать слугой другого человека.

— Я не это имел в виду, — пояснил Картрайт. Он помедлил, подбирая слова. — Клятва посту.

— Не знаю, — утомленно признался Бентли. — Может, потом, когда-нибудь. Я устал.

Рита О’Нейл вставила:

— Хорошо бы вам войти в штаб моего дяди.

Все взоры устремились на нее. Бентли долго молчал, потом произнес:

— Члены Корпуса приносят клятву посту, а не лично какому-то лицу, не так ли?

— Точно так, — подтвердил Шеффер. — Питер Вейкман придавал большое значение этой клятве.

— Если хотите, — сказал Картрайт, — я могу в качестве Ведущего Игру принять от вас клятву. — Он лукаво посмотрел на Бентли.

— У Веррика хранится моя карточка…

На мгновение непонятная гримаса исказила черты Картрайта.

— А? Это не так уж трудно исправить. — Он сунул руку во внутренний карман своей куртки и вытащил оттуда тщательно свернутый пакетик.

Не спеша, он старательно развернул его и разложил содержимое на столе.

Там была дюжина карточек.

Картрайт перебрал их, выбрал одну, долго и пристально изучал ее, затем положил остальные обратно в пакетик, тщательно свернул его и вновь спрятал в карман. Выбранную карточку он протянул Беитли.

— Это стоит два доллара. И можете хранить ее у себя. Каждый в этой большой Игре должен иметь свой шанс.

Бентли медленно поднялся, вынул из портфеля два доллара, положил их на стол, затем сунул карточку в карман.

Картрайт тоже поднялся.

— Это мне что-то напоминает, — сказал Картрайт. — Я не знаю, как это делается, кто-то должен мне помочь.

— Я знаю клятву, — произнес Бентли.

Под взглядами Риты и Шеффера Бентли произнес клятву Ведущему Игру Картрайту, после чего сразу же сел. Его кофе уже остыл, но, погруженный в свои мысли, он выпил напиток, не заметив этого.

— Теперь вы официально наш, — объявила Рита О Нейл.

Бентли что-то пробурчал в ответ.

Рита продолжала пристальным взглядом сверлить Бентли.

— Вы спасли моему дяде жизнь. Вы нам всем спасли жизнь. Наверняка от взрыва тела пострадала бы вся наша станция.