Мечтать не вредно

В это время дверь распахнулась. На пороге стояли Лариков и Никитич. Никитич молча прошел в комнату, и я испугалась. Он был какой-то странный. Будто что-то случилось. Что-то страшное.

Ларчик застыл на пороге, оглядывая всех.

– Я должен сообщить вам одну очень неприятную новость, – тихо сказал он. – Татьяна Дмитриевна Борисова только что покончила с собой.

В комнате повисла тишина.

Они стояли совершенно ошарашенные. Не меньше, чем мы с Пенсом. У Варлаамова на губах застыла улыбка, казавшаяся теперь совершенно идиотской и неуместной. Лада схватилась за стену, как будто собиралась грохнуться в обморок. Подл открывал рот, как рыба, выброшенная на берег, и его глаза были вытаращены. Грязнер нервно потирал руки и трясся мелкой дрожью, как перед эпилептическим припадком.

Я обернулась туда, где в тени стоял Виктор.

Но теперь его не было. Только хлопнула дверь – та, которая вела в коридор.

– Вы шутите? – нарушил тишину Варлаамов.

– Я? – удивился Ларчик. – Я что, похож на человека, способного так шутить? Нет, милые мои, я не шучу. Татьяна Борисова действительно покончила с собой, и, что самое во всей этой истории печальное, некто довел ее до самоубийства как раз вот этими самыми глупыми и беспринципными шутками. Не надо вам объяснять, что с этого момента шуточки стали уголовно наказуемым деянием.

– Что вы хотите этим сказать? – встрепенулся Подл.

– Лично я считаю, что произошло не самоубийство.

Он сделал эффектную паузу и зловещим голосом изрек:

– Я считаю, что в данном случае мы имеем дело с убийством.

* * *

– А кто вы, собственно, такой? – мрачно спросила Лада. – Почему вы берете на себя полномочия милиции?

– Да все просто, – улыбнулся Ларчик. – Я и есть милиция. Вот и беру эти полномочия. Поэтому мне бы хотелось все-таки разобраться в ситуации. Итак, нам с вами придется провести некоторое время в тесном контакте и прояснить кое-какие вопросы. Что же произошло в вашей компании? Почему Татьяна Дмитриевна вдруг стала подвергаться письменному терроризму, доведшему ее до самоубийства? Насколько я понимаю, вы ведь являетесь ее близкими друзьями, не так ли?

Варлаамов рассмеялся. Лариков посмотрел в его сторону и спросил:

– Вы смеетесь? Вы хотите возразить мне?

– Нет, – покачал Варлаамов головой. – Просто непонятно, почему вы решили, что все, собравшиеся здесь, близкие друзья нашей Тани.

– Но ведь она вас пригласила на праздник!

– Вот это-то до сих пор мне и непонятно, – признался Варлаамов. – Потому что Танечка по совершенно непонятным причинам пригласила на свой праздник именно тех людей, которые ее больше всего ненавидели.

– И вы в том числе? – поинтересовался Ларчик, не обращая внимания на замешательство остальных.

– И я в том числе, – шутливо поклонился Варлаамов. – Только в отличие от остальных я ненавидел не Танечку. Я ненавижу Никитича. Как вам мое чистосердечное признание без тени раскаяния, друзья мои?

Если его признание и произвело эффект, то мне он показался негативным.

Я вообще пока еще находилась в прострации. Мысль о том, что Танечки больше нет и мы не смогли ее спасти, была мучительнее самой страшной пытки. Я чувствовала себя предательницей.

Почему я не остановила ее?

Почему я не схватила ее за руку?

Я продолжала всматриваться в лица «мутантов», твердо помня, что один из них явился косвенной причиной Таниной гибели.

Ни на одном из этих лиц я не заметила и тени раскаяния. Только безграничное удивление – как, неужели она действительно покончила с собой? Как интересно, говорили их глупые взгляды, жадные и любопытные.

Может быть, немного изменилась в лице Лада. Ее глаза сейчас были удивленными и грустными. То, что произошло, было для нее более чем неожиданным.

«Могут ли женщины убивать…»

Я взглянула на резиновую женщину.

Могут…

– Андрей, – позвала я его. – Думаю, что ты можешь обвинить нашего мистера икс в прямом убийстве.

Я подошла к нему, чувствуя себя неуютно под обстрелом направленных на меня глаз, и протянула ему письмо.

Он прочел его, нахмурился и внимательно оглядел собравшихся.

– Это еще больше меняет дело, – сообщил он. – Дело в том, что это неслучайное убийство. Кто-то из вас прекрасно знал, что делает, и очень этого хотел.

* * *

В комнате повисла тишина. Она была такой тяжелой, что я почувствовала ее почти физически, начиная задыхаться.

Несколько пар глаз, направленных на Ларчика, были злыми, напряженными и озабоченными.

– Вы хотите сказать, что обвиняете кого-то из нас в совершении преступления? – тихо, почти свистящим шепотом, спросил Подл.