Мечтатели

Мы никогда не слыхали о таком учителе.

И Зазноба рассказывает нам историю его жизни. Он совсем глухой, и разговаривать с ним надо через трубу. В детстве болел скарлатиной и оглох. Подростком Циолковский самостоятельно овладел математикой, физикой, химией и другими науками. Отец высылал ему по пятнадцати рублей в месяц, но даже и эти скромные средства расходовались им на научные опыты. Питался он одним лишь чёрным хлебом и водой. И когда он на каникулы приехал домой, родные едва узнали его — так он был худ и чёрен.

От напряженных занятий и бесхлебья у него стало резко портиться зрение, и Циолковский уже с молодых лет носит очки. Помимо своих занятий, ему пришлось давать уроки, так как отец по старости ушёл со службы. И вот теперь, несмотря на все лишения, он стал учёным.

— В какой же научной области он работает? — тихо спросила молчавшая всю дорогу Любаша, слушая Зазнобу с большим вниманием.

— Если я всем вам дам по миллиону рублей и на обдумывание по целому году, то всё равно ни один из вас не угадает…

И пока замолчавший Зазноба скручивал «собачью ножку», мы терпеливо ждали продолжения истории. Однако Зазноба не спешил.

— Я не раз бывал в его светелке и даже помогал ему паять его модели.

— Да шо оно за модели? — с сердцем вскочил Бульбанюк. — Не мотай душу, бисова кочерга!

— Модели межпланетных кораблей, которые будут летать из Калуги на Марс.

Бульбанюк многозначительно подсвистнул и молча положил свою огромную лапу на лоб Зазнобы.

— Так и е: з глузду зъихав.

Но Зазноба не обиделся. Он наслаждался нашим удивлением.

— Да, братцы, такой необыкновенный человек. И где?

…В Калугу поезд прибыл в девятом часу вечера. Оставив вещи у старой тетки Зазнобы, мы по горбатой безлюдной улочке, заваленной снегом, спустились к реке.

— Коровинская улица. На ней он и живёт.

В конце улицы небольшой дом со странной надстройкой. В окне светился огонёк.

— Это и есть его лаборатория, — пояснил Зазноба. 

Он смело подошёл к крыльцу и постучал в дверь. По крутой лестнице с широкими ступенями мы поднялись наверх, в комнату, где горел огонёк.

Жадно оглядываюсь кругом. Два окна. В простенке — письменный стол. На нём чертежи и бумаги. Шкафы с книгами и рукописями. Железная кровать с тёплым одеялом, сшитым из разноцветных лоскутьев. На столике, в сторонке, модель какой-то машины. Железная печка. Вдоль всей комнаты протянута проволока, на ней подвешена керосиновая лампа, которую хозяин заботливо передвигает поближе к столу.

Он усаживает нас в мягкие кресла.

Вот он перед нами, тот неизвестный учитель, задумавший проложить из Калуги путь к звездам. Он сердечно, по-отцовски, обнимает Зазнобу.

У него на редкость характерное лицо: широкий, упрямый лоб, толстые веки, они придают ему несколько сонное, усталое выражение, но короткая верхняя губа как-то по-детски весело выделяется под седыми усами. Крупный нос, редкая клочкастая борода и большие уши. Круто взлетающие вверх тёмные брови необычны, мне хочется написать его портрет. На умном лице, обросшем сединой, оставила свой глубокий и неизгладимый след сама Мысль.

Удивительным был наш первый вечер в Калуге. Особенно возбуждена всем Любаша: неотрывно, боясь пропустить хоть слово, слушает она этого необыкновенного учителя, перед дерзкой мечтой которого сразу померкли все наши земные дела. Циолковский прочитал нам несколько небольших отрывков из своей новой рукописи — о полёте в звёздное пространство. Не всё нам ещё понятно, но сама мечта — полететь на другую планету — пленяет, разжигает воображение. Как это прекрасно!

Наша задушевная беседа затянулась далеко за полночь.

— Вам, вашему поколению бесспорно удастся скоро прорваться за пределы атмосферы, я глубоко убеждён в этом, — говорит на прощанье хозяин. — Когда-нибудь вы вспомните предсказание старого учителя. — И он дарит нам свою книжку, только что отпечатанную в Калуге, с автографом.

Возбуждённые, возвращаемся мы вверх по Коровинской, делясь друг с другом смелыми планами. Но самый счастливый из нас — Иван Зазноба. Он горд тем, что учитель не забыл его, узнал. То и дело Иван оглядывается на дом, над которым поднимается дымок и где ярко светится одно окошко.

В самом конце улицы Зазноба неожиданно останавливает нас и читает на морозе только что сочиненные им стихи:

Друзья! Наш путь к звезде
            пролёг сквозь вьюги,
Но, разорвав замки оков,
Глядим на дым ночной Калуги
Мы взором будущих веков!

— Молодец, Иван! — Бульбанюк чистосердечно, от всей души хлопает его по спине широкой ладонью. — А ведь это и действительно здорово: поглядеть на нашу жизнь из будущих веков!

Как завороженные стояли мы на снегу, глядя в ночное молочное небо, где испуганно помаргивали пока ещё не покорённые нами звезды.

ПОЖЕЛАНИЕ