Мечты и жизнь Сары Бродерхауз

— Я не очень хорошо помню цвет ее глаз, — сказала Лаура.

— Маргарет всегда считала, что нос у нее слишком велик, потому что он больше моего, — сказала Милдред.

— У Маргарет был вовсе не такой уж большой нос, — сказала Вера.

— Если она чувствовала, что он большой, — сказала Сара, — это все равно, что на самом деле большой.

— Маргарет преставилась, — сказал преподобный Блейк, — Маргарет вознеслась. — Он улыбнулся в потолок.

Лаура, сидевшая, как и Сара, скрестив ноги, распрямила их, а потом снова скрестила. В конце зала заплакал ребенок.

— Господь сказал, что упокоит рабов своих. Он обещал им блаженство. Сегодня, — продолжал преподобный Блейк, — Маргарет упокоена. — Он сложил пухлые ладони в воздухе над кафедрой. — Сегодня день ее великой радости, счастливейший день ее жизни. — Он разнял ладони, словно выпуская радость на волю.

Сара смотрела на портрет Христа на стене за — гробом. Его светло-каштановые волосы были разделены пробором посередине и казались пушистыми. Он словно высматривал кого-то из своей рамы, но без особой заинтересованности. Для мужчины он выглядел слишком беззащитным и, пожалуй, даже слабохарактерным. У Мирти был такой же овальный портрет Христа в ее фортепьянной комнате. Сара подумала, что знает, почему так много женщин преданы ему на всю жизнь, — он был неотразим, но безопасен и не принадлежал ни одной женщине.

— Я сказала ей: «Маргарет, у нас капот отскочил». А она: «Не отскочил, а чуточку приподнялся». И как ни в чем не бывало продолжает себе рулить, — Милдред расправила салфеточку на поручнях кресла. — А капот заслонил стекло и непонятно было, где мы едем, у меня было ощущение, что мы вообще плывем, а не едем. Потом, когда мы опустили капот, мне показалось, что полчаса назад мы уже проезжали по этому отрезку шоссе.

— Ради бога, — сказала Айрин. Она взглянула на Ллойда.

— Маргарет так уверенно управляла машиной, как будто на роликовых коньках бежала, — сказала Милдред.

— Ого! — сказала Сара и почувствовала, что проголодалась.

…Мимо нее неслись дощатые стены, когда она кружила и кружила на роликах по огромной комнате под жуткую органную музыку. Ей казалось, что она летает. А Лаура врезалась в стену и загнала в ладонь здоровенную занозу. «И ты, Сара, не отвела сестру к доктору? — допытывалась Кейт Хэкльберри. — Если бы это была моя сестра, — сказала Кейт, — я бы пошла с ней к врачу». У Кейт сестры не было. Сара покатила дальше. Ей хотелось только кататься и кататься. Дома в тот вечер она смотрела на забинтованную Лаурину руку, лежавшую на подлокотнике кресла. Пораненная рука лежала неподвижно. По телевизору показывали какую-то викторину. Все-таки ей нужно было пойти к врачу с Лаурой, она обязана была пойти.

— Она рассказывала мне, что видела во сне, как пилотирует вертолет, — сказала Милдред.

— Но почему, скажите на милость, ей такое приснилось? — спросила Вера.

— А почему бы и нет, — сказал Ллойд. Во время второй мировой войны он служил летчиком. Он стоял у камина в доме Мирти. Все следили за газовым пламенем.

— Она была тайно помешана на быстрой езде, — сказала Милдред.

— Нет, — сказала Вера. — Я ездила с ней и Вичел ездил. Я думаю, что она просто хорошо водила машину.

— По-моему, тоже, — произнес Вичел, сидевший у окна.

— Просто она при вас себя сдерживала, — сказала Милдред.

— Ну, это смешно, — сказала Айрин и прикрыла ладонью нос.

— Однажды я уронила на пол банку с майонезом и надо было сразу вымыть пол, вы же знаете, какой майонез маслянистый. Так вот, пока я замывала пятно, Маргарет отправилась в гараж, села в машину и непрерывно оттуда сигналила.

— Я и не представлял себе, что вы вдвоем так много разъезжали, — сказала Айрин.

— Я рад, что этого не знал, — сказал Ллойд. — Ну и ну, подумать только, какие лихие гонщицы!

— Однажды я взглянула на нее, когда она сидела за рулем, а она так хищно ухмыляется, ну в точности, как один сорванец, с которым мы учились в начальных классах.

— Почему она бросила водить? — спросила Лаура.

Милдред обмахнулась веером.

— Прошлым летом мы ездили к одному цветному, к югу от города, за консервированными томатами…

— Вичел меня однажды туда возил, — сказала Вера. — Я помню место, о котором вы говорите.

— Мы знали этого цветного еще мальчишкой, — сказала Милдред. — Его семья жила на вершине Индийского холма. Помню случай, когда дорога стала непролазно грязной, он и его папаша вышли со стадом мулов и втащили машину нашего папы на холм.

— Да-да, Индийский холм — то самое название, которое я пыталась вспомнить, слышишь, Вичел? — сказала Вера.

— В тот день, когда мы с Маргарет к нему приехали, он сидел на крыльце дома в качалке. Мы подошли, и он сказал: «Видите, какие у меня большие уши». И так вот сидел, демонстрируя свои уши.

— Кто-нибудь что-нибудь понял? — спросила Вера, оглядывая присутствующих.

— А Маргарет глядела на него так, словно он открыл ей какую-то великую истину. Она не произнесла ни слова, но когда мы вернулись домой, положила ключи от машины в ящик кухонного стола и больше никогда их не вынимала. — Милдред приложила платок ко рту.