— Любишь? — сказала Эдна.
Сара с кружкой в руке подошла к окну и стала смотреть на дорогу. Джек говорил, что ему двадцать восемь. Ей никогда в голову не приходило, что он может быть старше.
— Почему они так долго не возвращаются? — сказала она.
Эдна беспощадно хохотнула, Сара подошла к музыкальному автомату.
— Сломан, — сказала Эдна.
Сара прочитала названия всех песен, чтобы чем-то заполнить время. Затем прошла мимо кассового аппарата, рядом с которым на витрине поблескивали выложенные на продажу перочинные ножи, и вошла в дамский туалет. Тут было тесно и холодно, кран горячей воды сломан. Она вышла обратно и снова села у стойки.
— Пора варить овощной суп, — сказала Эдна, глянув на часы.
— У вас домашний суп? — спросила Сара.
— Домашний из консервов, — ответила Эдна.
Может быть, Джек решил взять с собой Конни, а Сару оставить на автостоянке? Она займет место Конни и наденет ее униформу. И тоже разжиреет. Саре почудился вдали шум мотоцикла, она прислушалась и миг спустя поняла, что не ошиблась. Они вошли, хлопнув дверью, но Сара не обернулась.
— На, держи, — сказала Конни.
Сара накинула куртку на плечи. Куртка давила своей тяжестью. Опустив голову, Сара разглядывала металлические звезды на черной коже. Лаура ни за что на свете такое бы на себя не напялила.
— Ну, как? — спросила Конни. — Годится?
Сара просунула руки в рукава и застегнула «молнию» под горло.
— Ты уверена, что хочешь ее продать? — спросила Сара. Ей было не по себе в одежде другой женщины.
— Я думаю, хватит мне с этой курткой водить компанию. Пора нам расстаться по-хорошему. Надеюсь, тебе она принесет удачу. Мне она счастья не принесла, но это неважно. Шлем тебе тоже дать?
Джек свернул с магистрали на местную дорогу. Они ехали через городок, состоявший всего лишь из двух кварталов, да и то несколько домов пустовали. Сара чувствовала себя запечатанной в куртку и шлем. Она едва могла согнуть руки. У шлема был затемненный плексигласовый щиток. Джек сбавил скорость и свернул в проезд к зеленому домику. Он заглушил мотор. Сошел с машины и начал что-то изучать в моторе.
— Тебе больше делать нечего? — спросил он, потому что она уставилась на него.
— Да, больше мне делать нечего, — сказала она.
— Перетаскивай наше барахло в дом, — сказал он.
— Мне не хочется перетаскивать наше барахло в этот дом, — сказала она, глядя на его руки.
— Всего одну ночь тут переспим, — сказал он. — Дай-ка мне гаечный ключ.
Она подала ему гаечный ключ. Ома сидела на заднем крыльце дома, не снимая куртки, когда к дому в старой помятой машине подъехала Конни. Стояло бабье лето.
— Небось жарко в куртке? — спросила Конни. Одна ее нога стояла на нижней ступеньке крыльца.
— Все нормально, — сказала Сара. Куртка давала ей ощущение безопасности.
Конни поднялась на крыльцо, взглянула на горшки с геранью, стоявшие на перилах. Саре пришлось отодвинуть ноги, чтобы дать ей пройти. «Эх вы, дерьмо!», — сказала Конни, скрываясь за дверью.
Сара посмотрела на сарай близ дома, за ним лежало поле с засохшей, неубранной кукурузой. На ферме у бабушки Стокман она пряталась в кукурузном поле по ту сторону посыпанной гравием проселочной дороги. Длинные, как ножи, кукурузные листья были зеленые и острые. Ей казалось, что она услышит разговор в доме, но ни слова не донеслось. Из дома вышел Джек. Он выкатил мотоцикл со стоянки и запустил мотор. Прислушался, выключил, потом снова начал регулировать. Сара ушла в дом.
— Хорошо бы не работать, — сказала Конни. — Вот у меня сестра — ей работать не надо. — Она вытащила из плиты сковородку для гамбургеров.
Сара сидела у стойки, отделявшей гостиную от кухни и разглядывала ярко-оранжевые занавески на окне над раковиной.
— Сестра вас старше или моложе? — спросила Сара.
— Старше.
— А мы с сестрой двойняшки, — сказала Сара.
— Всегда жалела, что у меня нет сестры-близняшки, — сказала Конни. Она посыпала соли в сковороду с длинной ручкой. — Вы с сестрой дружите?
— Теперь уже нет.
— А я думала, что близнецы всегда между собой дружат, — сказала Конни. Она положила мясные лепешки для гамбургера на сковородку и примяла их шпателем.
— А что между вами произошло?
— Она замуж вышла.
Конни рассмеялась.
— Бабы теряют интерес друг к другу, когда выходят замуж. Вы и одевались одинаково?
— До четырнадцати лет одинаково, — сказала Сара. До четырнадцати лет они говорили на своем особом языке и называли друг друга «сестричка». А когда пошли в школу, Айрин велела называть друг дружку как положено. Вот тогда все и начало меняться.
— Когда целый день проишачишь в ресторане, самое противное дело потом еще дома готовить, — сказала Конни. Гамбургеры зашкворчали, и она убавила огонь.
— Давай я поджарю, — сказала Сара.
— Сиди уж, кукла, — сказала Конни холодно.
Сара подошла к плите, перевернула гамбургеры и следила, как они жарятся. Она вспомнила, как они с Лаурой впервые оделись по-разному. Учились они тогда в девятом классе. Лаура носила красное, а она темно-синее. Сейчас ей казалось, что в ту пору она ничего, кроме синего, вообще не носила.
— Она все слышит, — прошептала Сара. — Я не хочу, чтобы она слышала, чем мы занимаемся.