Мечты на мертвом языке (сборник)

– Ну вот, пап, – сказала я, – такая вот грустная история, безо всяких прикрас.

– Я не это имел в виду, – сказал мне отец. – Ты же прекрасно меня поняла и нарочно написала так. Ты же знаешь, все гораздо глубже. Отлично знаешь! Но ты взяла и все выкинула. Тургенев бы так не сделал. И Чехов бы не сделал. Есть такие русские писатели, о которых ты слыхом не слыхивала и понятия о них не имеешь, так вот они ни за что бы не опустили то, что опустила ты. Я не против фактов возражаю, а против героев, которые сидят на деревьях и несут чушь, против голосов не пойми откуда…

– Про это, пап, сейчас не надо. Ты скажи, что я тут-то опустила? В этом рассказе?

– Например, как она выглядела.

– А-аа… Ну, вполне, по-моему, недурна.

– А волосы какие?

– Волосы темные, густые косы – такие бывают у девочек или у иностранок.

– А какие у нее были родители, из какой она семьи? Как она стала такой? Вот что интересно.

– Они не из Нью-Йорка. Работники умственного труда. Были у себя в городке первыми, кто развелся. Ну, как тебе? Этого достаточно? – спросила я.

– Тебе всё шуточки, – сказал он. – А отец мальчика? Почему ты о нем не упомянула? Он кто был? Или она мать-одиночка?

– Да, – ответила я, – она – мать-одиночка.

– Господи ты боже мой, в твоих рассказах вообще никто не женится? Ни у кого нет времени добежать до мэрии, все так в постель прыгают?

– Нет, – сказала я. – В жизни так. В моих рассказах нет.

– Ну что это за ответ?

– Хорошо, папа. Это простая история, про умную женщину, которая приехала в Нью-Йорк, полная сил, надежд, любви, доверия к миру – все очень современно, и про ее сына, про то, какая трудная у нее получилась жизнь. А замужем она или нет – это роли не играет.

– Очень даже играет, – сказал он.

– Ну хорошо…

– Себя ты уговорила, теперь меня уговори, – сказал он. – Вот что: я поверил, что она красивая, а вот что умная – сомневаюсь.

– Тут ты прав, – сказала я. – В этом-то вся заковыка с рассказами. Начинаешь писать и поражаешься своим персонажам. Думаешь, вот какие удивительные люди, а по ходу дела оказывается, что люди они довольно средние, просто хорошо образованные. А бывает и наоборот – пишешь про наивного дурачка, а он ухитряется обвести тебя вокруг пальца, и ты даже финала достойного не можешь придумать.

– И что ты тогда делаешь? – спросил он. Он лет двадцать был врачом, потом лет двадцать художником, и его до сих пор интересуют подробности – как работаешь, какими средствами пользуешься.

– Приходится дать рассказу отлежаться – пока не получится договориться с упрямым персонажем.

– Ну что за чушь ты несешь? – возмутился он. – Начни заново. Так получилось, что сегодня вечером я дома. Расскажи всю историю с самого начала. Посмотрим, что у тебя получится.

– Хорошо, – сказала я. – Только это не на пять минут дело.

Со второй попытки получилось вот что: