Мечты о прошлом

– Простите меня! Не хотел никого обидеть. Елена Павловна! Лев Трофимович! Отдайте мне свою любимую, замечательную дочь! Я придумал всё это для того, чтобы вы поняли, что для Ларисы я сделаю всё: сделаю своим… нет, нашим с ней союзником метрдотеля, у нас будут брать автографы… кстати, Михаил Исаакович, оплачено два автографа, а я дал четыре. Откуда ещё два?

Михаил Исаакович широко улыбнулся и проворковал:

– А это уже бремя славы.

После этого он пожелал нам удачи и счастья, и ушёл.

– У купленных поклонников цена невысока, – грустно улыбаясь, сказала Елена Павловна, – но мы согласны. Женитесь… если хотите. Правда, я теперь не знаю…

Она посмотрела на дочь, погладила её по плечу и сказала уже не так грустно:

– Сами разберётесь. Надеюсь, надолго не поссоритесь.

Потом пили кофе с пирожными. Разговаривали. Но о свадьбе ни слова. Хвалили мои стихи и просили почитать ещё, но я отказался и пообещал почитать в следующий раз, когда соберёмся в домашней обстановке.

Когда уходили, на широком крыльце старинного здания нас остановил Михаил Исаакович.

– Дорогие гости! Я надеюсь, что вам у нас понравилось, и хочу предложить вам рекламный проспект нашего ресторана. Тут есть и меню с ценами, и расценки аренды ресторана для мероприятий… Если у вас будет планироваться какое-нибудь торжество, …свадебное, например, может быть, вспомните о нашем заведении. Дома посмотрите.

Он протянул Ларисе конверт и негромко сказал только для неё:

– Выходите за него, не пожалеете.

Мы поблагодарили хозяина и пошли по парку в сторону проспекта Энгельса. Я боялся, что Лариса уйдёт вместе со своими родителями. Очень хотелось поговорить с ней наедине именно сейчас. Она шла под руку со своей мамой. Вышли из парка, дождались трамвая для моих родителей и пошли уже вчетвером к Светлановской площади.

– Лариса, какие у тебя планы?

– Ты хочешь мне ещё что-нибудь предложить?

Она сделала ударение на слово «ещё». Ясно – обиделась.

– Предлагаю себя тебе в провожатые, куда бы ты ни собралась.

Она посмотрела на маму, а та, к восторгу моему, очень миролюбиво произнесла:

– Иди, иди. Вам есть о чём поговорить. Говорить всегда лучше, чем молчать и… и злиться.

Мы проводили Елену Павловну и Льва Трофимовича до дома и, не сговариваясь, пошли в сторону площади Мужества пешком. Некоторое время молчали. Первой заговорила Лариса. Она, как всегда, спокойно спросила:

– Зачем ты это сделал? Ты что, не понял, что, если мои родители согласились знакомиться с твоими, значит, они согласны на наш брак?

– Прости меня! Ну прости! Я должен был посоветоваться с тобой.

– А ведь хотел мне рассказать об этом перед входом в ресторан! Хотел?

– Да.

– А почему не сказал, не посоветовался?

– Сначала думал сделать сюрприз, а потом, когда всё завертелось, боялся, что ты… ну, что тебе это не очень понравится. Меня даже Михаил Исаакович предупреждал… но я очень надеялся на разоблачение.

– Единственное, чего ты сумел добиться, так это того, что скучно не было. С тобой действительно не соскучишься. Знаешь, Андрюша, мне иногда кажется, что ты очень-очень взрослый, а нынче ты был просто мальчишкой младшего школьного возраста.

– Я могу тебе обещать, что это был последний случай, когда я не посоветовался с тобой.

– Верю. Почему-то верю. Наверное, потому что хочу верить.

– Только… можно не советоваться с тобой о том, что дарить тебе в день твоего рожденья… на Новый год. Ты станешь моей женой?

– Можно. Стану. Давай посмотрим рекламу, которую нам дал твой замечательный сообщник.

Мы присели на скамейку, и Лариса достала из сумочки конверт, а из конверта яркие листочки. И тут из них к нашим ногам выпали две двадцатипятирублёвые купюры. Я поднял их и протянул Ларисе.

– Ай да Михаил Исаакович! Он вернул мне деньги за организацию спектакля! Считай, что это мой первый гонорар за стихи. Возьми, отложим на свадьбу.

Лариса, словно не заметив денег, убрала их и спросила:

– А это правда твои стихи?

– Правда.

– И ты написал их обо мне?

– Лариса! Ты мне не веришь?

– Да не знаю я, что теперь и думать. Наговоришь мне всякого, а потом закатишь… разоблачение.

И тут она улыбнулась так, как улыбалась раньше, до моего позора. Всё! Мир!

– А теперь отвечай сейчас же, жалкий самозванец, почему «красы обыкновенной»?

– Ну, я подумал, что слово «краса» – этакая поэтическая превосходная степень от «красивая». Вспомни: «Марья-краса, длинная коса». И ещё «А теперь, краса-девица, на тебе хочу жениться».

– Да, наверно. Прочитай ещё что-нибудь.

Я собрался с мыслями и вспомнил самое последнее из вполне законченного.