Когда султан ушел, она хотела немедленно идти в сад и вызвать туда брата. Убить Валиде его руками?! Паши не должны проливать царскую кровь. Если Исмаил хочет возвыситься, ему нельзя этого делать. Во дворце убивают палачи и евнухи. Фатьма не сможет выйти замуж за убийцу матери. План Ибрагима чудовищный. Им движет страх. Это, похоже, агония…
…Кёсем-султан из-под опущенных век внимательно изучала французского посла. Говорят, что французы все как один – дамские угодники. Но все же. С чего начать разговор на щекотливую тему?
– Что думают при дворе вашего правителя о моем сыне Ибрагиме? – спросила, наконец, она.
– Вы говорите о моем короле, малолетнем Людовике, за которого Францией правят мать и кардинал Мазарини? О, слухи самые разные. И… крайне неприятные, хоть мне и непросто говорить об этом вам, Валиде-султан. В Париж недавно прибыл венецианский купец, который, по его словам, еле выбрался из осажденной Кандии. А накануне войны побывал в Стамбуле. Он написал… э-э-э… книжонку. О нравах султанского гарема. Прошу вас не обижаться, Валиде.
– Напротив, – живо откликнулась Кёсем-султан, – я сама живу здесь, в Старом дворце, из-за того, что мой сын погряз в разврате.
Она приняла посла в саду, куда француза провели тайно. Кёсем-султан была знакома со всеми знатными иностранцами, живущими в Стамбуле, многие получали от нее дорогие подарки.
– Рассказывайте, – поощрительно улыбнулась она.
– Купец, называющий себя путешественником и исследователем, тоже пишет, что султан Ибрагим предался похоти. Все свое время он проводит в плотских удовольствиях, а когда его организм истощается, поддерживает свои силы… м-м-м… различными зельями. Каждую пятницу к нему приводят красивую девственницу, а все стены его покоев покрыты зеркалами. А еще купец пишет… Но нет, я не смею.
– Продолжайте!
– Но это крайне неприлично, – смутился посол, – не для женских ушей.
– Я не женщина, я Валиде. Я правила этой страной, еще когда Ибрагим был ребенком и сидел взаперти в Кафесе. Это плохо повлияло на его рассудок.
– Но извращения…
– Говорите!
– Путешественник пишет, что любимая игра султана называется «Конь». Ибрагим якобы собирает девственниц в дворцовом саду, который называется «Охота». Султан заставляет девушек раздеться, а сам, обнаженный, носится среди них, издавая конское ржание и овладевая то одной, то другой. И велит им при этом сопротивляться, потому что падишаха это возбуждает.
«Какой ужас! Этот купец сам извращенец с его чудовищными фантазиями! – мысленно возмутилась Кёсем-султан. – Мой сын, конечно, безумен и развратен, но ржать подобно коню?! И голым бегать по саду, нападая на женщин?! Ведь этого никто не видел. Потому что этого никогда не было. Почему он такое написал? Но мне это выгодно, увы».
– Все сказанное вами – чистая правда, – сказала она, опустив глаза.
– Чудовищно! Вы несчастная мать! Я преклоняюсь перед вашим мужеством, – посол почтительно нагнул голову.
– Значит, из Парижа это… гм-м… это сочинение распространилось по всей Европе?
– Конечно. Автор пишет живо и чрезвычайно увлекательно.
– Надеюсь, вы понимаете, что такой человек, как Ибрагим не может управлять государством?
– История знала немало монархов не менее развратных и со странными наклонностями, – осторожно заметил француз. – Взять Калигулу или Нерона, римских императоров.
– Я плохо знаю историю. Но разве все они не кончили плохо, эти монархи?
– О да. Их свергли и убили.
– Весьма показательно.
– Но говорят еще, что, женившись, султан Ибрагим образумился.
– Это лишь слухи, которые распускают верные ему люди, чтобы остаться у власти. Я его мать, кому как не мне знать правду?
– Вам нельзя не верить, Валиде. Но хотелось бы подтверждения. Никто из иностранцев не может проникнуть в гарем. Мы не можем даже поговорить ни с одной из женщин султана. А поверить слухам… – развел руками посол.
– Откуда же ваш купец обо всем узнал? – насмешливо спросила Кёсем-султан. – А ведь ему верят.
Француз смутился.
– Все, что связано с сералем чрезвычайно интересует моих соотечественников и не только их. Запертые во дворце, полном сокровищ, сказочные красавицы, все обязанности которых заключаются лишь в удовлетворении желаний своего господина. Многоженство. У султана Ибрагима, если я не ошибаюсь, восемь жен.
– Вы не ошибаетесь, – кивнула Кёсем-султан.
– Это ведь совершенно другая культура, другой мир, – взволнованно сказал посол. – Неудивительно, что возникают всякие домыслы, и есть люди, которые хотят на этом заработать. Выдают себя за путешественников, называют якобы свидетелей, ссылаются на случайную встречу с одалиской из гарема, которая, расчувствовавшись, рассказала правду.
– Наложницам запрещено даже смотреть на мужчин, не то что разговаривать с ними, – возмущенно сказала Валиде.
– Вы сами создали из жизни в гареме тайну, – развел руками француз.
– Увы, я не могу пригласить вас в гарем. Да и не собираюсь. – Валиде кивнула, давая понять, что аудиенция окончена. – Но вы можете сказать своим соотечественникам, что в рассказах этого купца есть доля правды.
– Ссылаясь на вас?
– Ссылаясь на меня.