Мечты, присыпанные пеплом

На обратном пути в Топкапы Исмаил вдруг вспомнил, что давно уже не навещал отца. Лишь посылал ему весточки: родился внук, которого назвали Джихангиром. Его мать-султанша здорова и счастлива.

Отец даже не знает о смерти Джихангира. С плохими вестями торопиться не следует, но о грядущих переменах сообщить надо. В столице неспокойно, быть может, отцу и сестрам лучше уехать сейчас в деревню к Акопу? Или в Эдирне.

Исмаил развернул коня и поехал на рынок, где была посудная лавка отца. Но дорогу туда ему решительно заступила пожилая женщина:

– Нельзя, эфенди. Моя хозяйка делает покупки.

– Я не стану ей мешать, – улыбнулся Исмаил, внимательно оглядывая старуху. Похожа на кормилицу. – Не бойтесь, хатум, я не разбойник. Куплю то, что хотел, и уйду. Сдается мне, ваша хозяйка в лавке надолго.

Покупки в богатых семьях делали мужчины, а в том, что посетительница лавки из знатной семьи, сомневаться не приходилось. Снаружи ее караулит кормилица, внутрь женщина тоже не войдет без сопровождения. Как минимум двое слуг. Таким, как она, редко удается выбраться из дома, разве что за какой-нибудь мелочью. И уж тогда не сомневайтесь, женщина перевернет всю лавку из-за пары шлепанцев.

Поэтому старуха нехотя посторонилась, проворчав:

– Как же, не разбойник, с такими-то глазами. Держитесь-ка подальше от хатум. Это дочь самого муфтия Муида Ахмеда-эфенди. Самого уважаемого богослова во всем Стамбуле.

Исмаил вскинул брови: что дочка муфтия делает в посудной лавке? Разве что заскучала. Он, насвистывая, вошел:

– Мир вам, хозяин, – сказал беззаботно.

Лицо отца вспыхнуло от радости. Седа, обслуживающая знатную покупательницу, кинулась за младшей сестрой:

– Карине! Скорее иди сюда! Карине!

– Я вам ничуть не помешаю, хатум. – Исмаил обернулся к женщине, закутанной в чадру, и одним искушенным взглядом оценил ее фигуру и точеные руки с множеством колец, оглаживающие крохотные серебряные чашечки из кофейного сервиза. Молода и с хорошими формами. – У меня небольшое дело к хозяину лавки.

– Я уже выбрала, эфенди. – Голос у девушки был низкий, и она явно смутилась. Через мелкую сетку чадры дочь муфтия настороженно рассматривала нового посетителя.

Исмаил улыбнулся и шагнул к прилавку.

– У хатум хороший вкус, – вкрадчиво сказал он. – Этот сервиз наверняка часть вашего приданого. Жених есть уже?

Он не увидел, но почувствовал, как девушка залилась краской. Рабыня, которая была с ней в лавке, стояла, открыв рот и разглядывая красивого, богато одетого господина. «Не сомневаюсь, что мой словесный портрет порадует незнакомку», – мысленно усмехнулся Исмаил. Он не хотел делать ничего дурного, просто позабавиться.

Их с двенадцати лет кутают в чадру и держат взаперти, этих якобы свободных турчанок. Они впервые видят своего жениха только на свадьбе, и никогда вблизи – других мужчин, особенно молодых. Вся жизнь этих несчастных созданий протекает на женской половине дома, мать тут же отсылает туда, если гость покажется ей опасным. А Исмаил опасен для юных женщин.

– Мерьем-хатум еще не помолвлена, – пискнула рабыня, явно не отличающаяся умом.

– Мерьем? Мерьем… – Он повторил ее имя, растягивая последний слог, словно зовя ее за собой. Девушка невольно качнулась ему навстречу.

– Что здесь происходит?! – сунулась в лавку старуха, услышавшая голоса. – А ну живо отсюда, бесстыдницы! Нечего на него глазеть! Ох, ты и змей, – погрозила она высохшим пальцем с желтым обломанным ногтем Исмаилу.

– Покупку надо оплатить, кормилица, – еле слышно сказала Мерьем.

– Ступай отсюда. Я сама расплачусь, – сурово сказала старуха.

– Я могу подарить хатум этот сервиз. На свадьбу, – невозмутимо сказал Исмаил, которому хотелось смеяться.

– Бесстыдник! – погрозила ему кулаком старуха. – Да где это видано, чтобы порядочная девушка принимала подарки от незнакомых мужчин?!

– Исмаил, хранитель султанских покоев, – насмешливо поклонился он.

– Эфенди, простите, – пробормотала старуха. – Вы здесь наверняка по поручению самого султана, но приличия не позволяют моей Мерьем находиться здесь вместе с вами. Она и так уже ночь спать не будет.

– Я ее напугал?

– Она, как голубка божья, живет взаперти. Молится целыми днями, чтобы Аллах послал ей хорошего мужа. Не смущайте девушку, она не для вас.

– Что ж, прощай, Мерьем, – он намеренно произнес еще раз ее имя.

Девушка, словно зачарованная, замерла в дверях, но рабыня потянула хозяйку за руку:

– Идемте.

«Дочь муфтия Ахмеда-эфенди, надо запомнить, – подумал Исмаил. – Нетрудно узнать, где его дом».

Он молча смотрел, как расплачивается старуха. Когда она ушла, отец радостно сказал:

– Наконец-то! Дай, сынок, я тебя обниму. Как твоя сестра? Как мой внук?

– Он умер, – голос невольно дрогнул.

– Что ты говоришь? – ахнул отец. Исмаил услышал, как зарыдала чувствительная Карине.

– Джихангира уже похоронили, – сухо сказал Исмаил. – Я пришел узнать, как вы? Спокойно ли здесь? Не ожидаются ли погромы? Что говорит народ?

– Султана ругают, но больше жену его, Телли, – сказал отец, смахнув слезы. – Боюсь я, сынок.