Мечты, присыпанные пеплом

Мерьем стягивала на груди разорванное платье дрожащими пальцами. Губы ее распухли, на нежной шее муфтий увидел лиловые синяки и изо всех старался не смотреть на едва прикрытую тканью грудь. Глаза у Мерьем были огромные, безумные, влажные от слез, но было в ее взгляде и еще что-то. Будто она этой ночью попала в ад и, чтобы не сгореть в огне, продала свою душу. Она испытала не только боль, но и наслаждение. И уже не понимала, ад это был или рай? И готова была снова шагнуть в огонь.

Муфтий почувствовал, как сердце оборвалось. Кто тот дьявол, что за одну ночь сделал из его невинной девочки шлюху?

– Кто? – хриплым голосом спросил он. – Назови мне имя того негодяя, который опозорил мою семью.

Она какое-то время молчала. Муфтий уж было заподозрил, что его дочь от горя помешалась. Но Мерьем вдруг выпрямилась и звонко сказала:

– Султан Ибрагим. Меня обесчестил султан Ибрагим, папа.

Бунт

* * *

Солнце едва взошло, когда Кёсем-султан разбудила Мелек:

– Валиде, вас хочет видеть Исмаил-ага. Проснитесь же, Валиде!

– Что ему надо? Случилось что-то? – Кёсем-султан, промучившись от бессонницы почти до рассвета, с трудом открыла глаза.

Время шло, а сын по-прежнему проявлял завидную осторожность. Валиде вся извелась от мысли, а что, если ничего не выйдет? Ибрагим удержит власть, гарем захватит Телли, а мать султана и сестры так и зачахнут в Старом дворце.

– Хранитель покоев говорит, это срочно.

Кёсем-султан резко встала:

– Одеваться!

По лицу Исмаила она сразу догадалась, что ночью он тоже не спал. Глаза были запавшие, отчаянные. Словно на море пронесся шторм и в волнах остались обломки кораблекрушения. В зелени радужки, уже не такой яркой, как прежде, плавала муть. Щеки и подбородок хранителя покоев заросли щетиной, а прежде он ухаживал за собой, понимая, как много значит для карьеры придворного его внешность.

– Ну? – нетерпеливо спросила Кёсем-султан.

– Я сделал то, что вы хотели. Уверен: муфтий Ахмед-эфенди уже у дома шейха-аль-ислам с жалобой на падишаха. Скоро весь Стамбул будет на ногах: муфтии, улемы, – все поднимутся. И поднимут народ. Командир корпуса янычар на вашей стороне?

– Да, Мурад-ага мне верен, – кивнула Кёсем-султан.

– Кто еще из влиятельных сановников?

– Два кадиаскера, Румелии и Анатолии.

– Этого хватит. Есть паши, которые вас поддерживают? Сколько визирей Дивана настроены против султана Ибрагима?

– Софу Мехмед-паша готов занять должность главного визиря.

– Сегодня в Стамбуле запылает восстание. Подбейте всех, кого назвали, выступить за свержение вашего сына. Пусть они все идут к воротам Топкапы. Султан Ибрагим не встанет с постели до полудня.

– Он болен? – подалась вперед Кёсем-султан.

– Скажем так: не в себе. У вас несколько часов, Валиде-султан. Поторопитесь – и Османская империя ваша.

– Но что именно ты сделал?

– Украл дочь муфтия, – усмехнулся Исмаил. – И привез ее в покои падишаха.

– Мой сын обесчестил свободную девушку?! Дочь всеми уважаемого богослова?!

– Так все и будут думать.

– Ты что, ее соблазнил?!

– Вы хотели повод для бунта – он есть. Шейх-аль-ислам наверняка выдаст янычарам фетву, где объявит султана Ибрагима вероотступником. Он совершил серьезное преступление.

– Что ж… – Кёсем-султан встала. – Ты молодец, Исмаил-ага. Но неужели тебе не жалко девушку?

– Вы знаете, что я люблю другую.

– И что это за любовь, когда ради нее не грех совершить преступление и не одно?

– Любовь бывает разная. Моя – такая. Люди низкого происхождения за любовь платят честью, иногда головой.

– А не боишься? Вдруг кадий поверит моему сыну, а не этой… Как ее зовут?

– Мерьем.

– Мерьем. А если она передумает и скажет правду?

– Я рискую, вы правы. Так же как и веря в то, что вы исполните свои обещания. Но теперь у меня нет выбора. Если к полудню у ворот Топкапы не будет стоять разгневанная толпа, султан велит меня казнить. Либо он умрет, либо я.

– Твоя жизнь обещана женщине. И я сдержу свое слово.

– Могу я видеть Фатьму-султан?

– Сейчас? Ты разве не вернешься во дворец?

– Я не хотел бы. Это верная смерть.

– Дворцовая стража подчиняется тебе, я знаю. Мой сын доверил именно тебе оборону своего дворца. Только ты сможешь остановить кровопролитие. Ты должен вернуться в Топкапы. Сейчас, немедленно.

– Так-то вы цените мою жизнь, – усмехнулся Исмаил.

– Ты сказал: есть время до полудня. Я немедленно начинаю действовать!

– Хорошо, я еду в Топкапы. Моя судьба в ваших руках, Валиде-султан.

– Не беспокойся: нет места надежнее. Я дала слово.

…Султан Ибрагим, который в отличие от матери всю ночь мертвецки спал, тоже с трудом открыл глаза. Он не сразу вспомнил, что случилось. Но едва сознание прояснилось, падишах взревел:

– Исмаил! Немедленно позвать ко мне хранителя покоев!

Но вместо него пришел перепуганный начальник дворцовой стражи:

– Повелитель… Я не знаю, как вам сказать…

– Что? Говори!

– Бунт, мой султан. Дворец осадила толпа. Янычары во главе с Мурадом-агой, с ним паша Софу-Мехмед, кадиаскеры, улемы… А также ремесленники и лавочники… Народ…

– Чего они хотят? – помертвел Ибрагим.

– Они… Я не могу этого выговорить, мой султан…

– Ну?!