Мед

***

Вернулась в «нору», и тут как раз позвонила Лана, спросила: «Что у тебя с горнолыжкой?» – и потом еще что-то говорила. Я не слышала, что, но в конце разговора сказала «да». Она ответила: «Тогда завтра на Ленинском», – и отключилась. А что там на Ленинском?

Прошла по квартире, подзарядившись ощущением «Все это мое». Перезвонила Лане, спросила про Ленинский. Оказалось, что там находится лучший магазин с горнолыжной одеждой. Не стала спрашивать примерную стоимость – унизительно: все равно что в ресторане заказывать вино «подешевле». Название «Спорт плюс мода» и так говорило само за себя.

Залезла на антресоли, где от учиненного мной разрушения укрылась часть родительского наследства. Кое-как спустила тяжелый мешок: вперемешку коньки, ушанки, старые летные шлемы, которые отец приносил Рустику… Среди всего этого нашла отцовский горнолыжный костюм. Зажмурилась, задержала дыхание, надела. Пришелся впору: отец был низкого роста. Подошла к зеркалу, открыла один глаз, потом второй. Сразу бросилась в глаза мерцающая надпись «Домбай-1973» на груди и синий антрацитовый цвет. Представила вязаные свитера пастельных тонов, солнечные очки на бронзовых лицах – и я в этом «Домбае», как клякса посреди белого искрящегося света.

Что тут скажешь? Отрезанный ломоть, счастливой-то не будешь!

***

Мне опять хочется написать заголовок. Вот такой: «Суслики, стоп!»

Может, название с интригой – это дешевый ход, но тут хорошо подойдет.

Вы скоро поймете, почему.

Глава 3. Сусанна

А что я в итоге получила?

Только одно накопление – злобу на мир.

Я сидел в такси у ворот «дипачез» нашего с Юлей любимого терминала D. Взял с собой только загранпаспорт, деньги от «ЛеКультр» и вторые часы – ее любимые «Ван Клифф»: ограниченная серия, корпус из платины в форме пирамиды, небольшой простой циферблат; на обратной стороне, вместо обычного для турбийонов стекла, – бриллиант-каратник. Зачем смотреть на шестеренки, сделанные человеком, если можно смотреть на совершенство, созданное природой? Юля называла такие вещи «скрытый шик»: очень дорого, но оценить может только тот, кто понимает, насколько.

В любом «Ломбарде номер один» любой страны «Ван Клифф» можно продать тысяч за сто, а если повезет – за сто пятьдесят. Хватит на пять-семь лет где-нибудь в Хургаде, чтобы жить в маленькой квартирке с видом на каменоломню, из удобств – кондиционер и крошечный туалет, который можно превратить в душ, отсоединив шланг от слива. А из развлечений – ездить на побережье на автобусе, полном арабских семей: мужчины курят одну за другой, обсуждая что-то так громко, как будто каждая фраза решает судьбу мира; женщины в хиджабах отворачиваются от меня; горланящая орава детей корчит рожи и кидается бумажками.

Потом сидеть в сторонке на общественном пляже, больше похожем на выгоревшую помойку, смотреть на ржавые завалившиеся остовы кораблей и подкатывающие к ним белые барашки волн. Море дарит свою красоту всем, бесплатно. Как и огонь. Может, поэтому на них можно смотреть вечно?

А пока не сотрется, не выгорит приличная одежда, а загар из туристического не превратится в местный, по вечерам можно ходить в рестораны ближайших отелей под видом постояльца. Но когда все рубашки станут черепахового цвета, штаны вытянутся, доступ к пяти звездам будет закрыт – останется только квартирка с видом на каменоломню и автобус битком до пляжа-помойки.

Мальчик из трущоб вернулся в трущобы. Триумфальное возвращение в трущобы!

Я вспомнил, как Сусанна загибала длинные подагрические пальцы и рассказывала Юле:

– Все мальчики делятся на три типа. Первый – это умненькие, слоган: «Почему мы такие бедные, если мы такие умные?» Второй – удачливые, слоган: «Деньги есть, но не знаю, как и откуда», поэтому ненадолго. И третий – мальчики из трущоб, – она махнула в мою сторону.

– И какой у них слоган? «Бери от жизни все»? – попытался пошутить я.

Сусанна сделал вид, что вместо меня перед ней пустой стул, а Юля, вся вытянувшись вперед, спросила:

– И какие они?

– Умненькие, но неудачливые. Удачливые, но не умненькие. Все быстро теряют, потому что не умненькие. Не имеют ничего, потому что неудачливые, хоть и умненькие.

Они еще о чем-то говорили, и Юля кивала, косясь на меня. Чего было коситься? И так понятно, что я «тип третий» – мальчик из трущоб.

– Вы идете или нет?

– Что?

– Либо идете, либо нет. Я не могу стоять здесь часами! – сказал таксист.

Я положил сто долларов на подлокотник, он забрал, но все равно хмыкнул: «Да не могу я здесь стоять!»

Мне хотелось ответить: «Я тоже не могу ничего сделать!» Еще какое-то время я сидел, теребя обложку паспорта и «Ван Клифф».

Козырек на месте пассажира был откинут, шторка на зеркальце отодвинута, из прямоугольника на меня смотрела Юля: «Мне не посадить этот “самолет?… Но я смогу после себя оставить “черный ящик?, который запишет причины катастрофы».

Я кивнул, достал список, набрал номер.

– Сусанна?

– Да.

– Это Валера, муж Юли. Мальчик из трущоб.

– Какой Валера? Каких трущоб?

– Я муж Юли. Мы встречались.

– Не помню.