Мед

Бытие ответило вибрирующим телефоном. Номер был незнакомый, и я нажал «отбой», но этот же номер перезвонил еще через пять минут, а потом – через десять.

– Да, слушаю.

– Валерий, это Булат. Лера пропала.

– Что?

– Валерий, это Булат, муж Леры. Сестры вашей жены…

– Я понял. А что вы потом сказали?

– Лера пропала… Моя Лерочка… Она про-па-ла… Пришла вчера днем, переоделась, сказала, что идет на важную встречу, и не-не-не… не вернулась.

Я вспомнил «крючок» Лериной фигуры на скамейке, когда уходил с Прудов. И ощущение: в тот момент там, и правда, как будто все зло скопилось.

– А она… – я чуть не сказал: «А она не со мной пошла на важную встречу». – А она пошла на важную встречу с кем?

– Я не знаю.

– По работе?

– Наверное, по работе.

– А вы ей звонили?

– Да-да, много раз.

– И что?

– Не отвечает.

– Телефон не отвечает, выключен, недоступен или не обслуживается?

– Недоступен, – ответил Булат.

В отличие от меня, он действительно много раз звонил своей пропавшей жене.

– Ясно, – ответил я по-коломийцевски.

Мы оба молчали. Я пытался восстановить хронологию событий «“Моллюск” – Пруды – скамейка – туалет – вопрос “Почему ты так ненавидел Юлю?”». Нет, не так! Это же я спросил у Леры: «Почему ты так ненавидела Юлю?», – в ответ услышав… Что?

Булат, как мне показалось, прижимая телефон плечом к уху, жарил яичницу: в трубке был характерный звук хлопающего в масле белка.

«И правда, битюк! У него жена пропала, а он что делает? – разозлился я. – У тебя тоже жена пропала! А ты что делаешь?»

Я дополз до дивана и лег, а сковорода в трубке ударилась о тарелку. Звякнули приборы, заскрипел стул, послышалось «о-ох».

– Лерочка, моя Ле-ро-чка… Вы знаете, где она?

– Нет. Почему я должен знать?

– Мне звонил следователь. Сказал, что Юля пропала. А теперь пропала Лера! Они же сестры, и…

– Следователь разберется, – оборвал я его. – Жизнь продолжается, – и отключил вызов.

Допил то, что осталось на донышке второй фляжки. Выветрившийся джин не обжег, но загорчил на языке и не принес никакого покоя. Я закрыл глаза, а когда снова открыл, белый куб кухни уже не светился: солнце приходило на эту сторону переулка только в девять-десять утра.

Заварил виски-чай, сел к колонне, погладил плотную, но мягкую поверхность «Молескина». «Обложка мягкая, но твердая, тактильная», в истории создания блокнотов называли «Ойлскин»4, или клеенчатая.

– Да вы эрудит, Валерий Александрович! – cказал кто-то голосом полуЛеры-полуКоломийца.

Открыл на словах «После ее смерти…», но в этот момент телефон как-то по-особенному нервно завибрировал, а на экране появилась надпись «БРОВД»: вспомнишь… – оно и придет!

– Валерий Александрович, как вы?

– Спасибо, Глеб Евгеньевич, хорошо.

– Вы уже обзвонили список?

– Почти.

– Как-то вы не торопитесь…

– Я не смог дозвониться до двух людей вчера. Был у Юли в старой квартире, но ничего не нашел. Моей жены там давно не было. Там давно никого не было… Машины во дворе нет, но я вам уже говорил. А бывшая сестра… Лера, не знает, где Юля.

– А до кого еще дозвонились?

– До домработницы Галины, до Сусанны – тренера по пилатесу, до психотерапевта. И еще…

– Кстати, по поводу ее сестры… – оборвал мое вранье Коломиец, как отмахнулся.

– Да?

– Встречались с ней?

– Да.

– Когда?

– Вчера днем.

– Боюсь, у меня для вас не очень хорошие новости.

– Одна плохая, другая хорошая?

– Нет, пока только одна плохая.

– Какая?

– Ее муж мне только что позвонил и сказал, что Гульнара пропала.

– Лера.

– По паспорту Гульнара.

– Все называли ее «Лера». А где…

Теперь ты и о ней говоришь в прошедшем времени!

– Вы подтверждаете, что вчера встречались с Гульнарой?

– Да.

– Добрo. И, как говорится, не для протокола: Валерий Александрович, что между вами произошло?

– Да ничего. Поговорили о Юле, я проводил ее до метро.

Я опять вспомнил «темный крючок» Леры на скамейке. И еще это странное ощущение на Прудах, как будто там скопилось еще больше зла, чем обычно.

– До какого?

– Что?

– До какого метро вы ее проводили?

– До Пушкинской.

– А в каком часу это было?

– Ну… в восемь-девять.

– Вы же сказали, что встречались днем?

– Да, встретились днем. А потом просидели до вечера.

– Ясно. Так долго говорили о Юле?

– Да.

– И она уехала на метро в восемь-девять?

– Уехала.

– Добрo, – закончил Коломиец своим обычным «добром» и отключился.

Вторая кружка виски-чая, в которую я добавил в два раза больше виски, пролилась вниз по пищеводу, стала маслянистой теплотой.

Я достал «Список Коломийца», зачеркнул «Лера, бывшая сестра», открыл «Желтый».

Желтый. Часть 2

После ее смерти отец летал еще два года, а потом его «списали», и самым высоким «небом» для него стал четырнадцатый этаж квартиры. Он и так только на прежних заслугах дотянул до пятидесяти пяти… Глухой на одно ухо, скрывал последствия первого инсульта, которые сделали его движения резковатыми, как у железного дровосека из «Страны ОЗ».

Рустик учился в летном в Питере. Лера вышла замуж за чурбана со странным именем Булат. Они жили у бабушки мужа, оба посматривая на рецепты ее лекарств: «Ну, когда же ты умрешь и оставишь нам квартиру?» А я впервые осталась одна с отцом. Но это не значит, что я получила отца.