Медь (СИ)

— От меня всегда требовали. Не просили, не спрашивали — приказывали. Не обсуждалось вообще ничего. Я либо делаю так, как ему угодно — либо делаю так, как ему угодно. И надо сказать, при всем том, что получалось у меня хорошо, несмотря на сложности с восприятием у окружающих, он не верил ни на секунду, что из меня выйдет хороший хирург. Когда я сказала, что помимо пластики интересуюсь нейрохирургией, он лишь закатил глаза и сказал, что для начала мне стоит сменить фамилию, чтобы в случае провала не опозорить его. И выдал замуж за своего овдовевшего друга. Радовало то, что брак был фиктивным, спать с почти стариком не пришлось. Зато пришлось выслушать не раз, и не два, смешки в спину и тычки пальцем, о том, что такой, как я, только сморщенный хуй и светит, ибо фригидная, холодная и вообще никакая. — Не лучший момент в моей жизни, очень явно не лучший. Но говорить оказывается легко. Слишком легко. И я не знаю, причина ли в том, что я вываливаю это именно ему, или в том, что в впервые вот так от начала всю свою боль проговариваю.

— От меня никто ничего не ждал ни в детстве. Ни в школе. Ни в университете. Я не нужна была ни родителям, потому что девочка, ни другой своей родне. Даже младшая сестра, успев подрасти хоть немного, стала капризно подставлять, завидовать и причинять неприятности. Но к тому моменту я нашла отдушину. Сразу это были седативные. Потом антидепрессанты, потом снотворное вместе с успокоительным. После поиски синтетических наркотиков. Кокаин. Марихуана. Гашиш. Иногда было совсем плохо, и я пробовала что-то серьезнее и крепче. Алкоголь отталкивал, наркотики показались выходом. Раем.

— Синтетическое счастье.

— Синтетическое счастье, — повторяю одними губами. — Под кайфом учиться было проще, нагрузки я выносила ужасающие, почти не спала, почти не ела и дошла до анорексии. Нервной. Вовремя опомнилась, вес восстановился, подключились физические нагрузки. Уже позже работалось под кайфом еще проще. Спасибо моему на тот момент старому ненужному мужу, он подсобил с должностью. Мне не верили, усмехались, делали предложение одно паскуднее другого, вплоть до того чтобы торговать собой в притоне, ибо там мне и место. А я рвалась в хирургию. Рвалась… и дорвалась. Меня словили на сдаче анализов на наркотики, после того как под моими руками скончался внук министра чертовой Калифорнии. Врачебная ошибка — вердикт. И очень удачно подвернулся Джеймс. То ли ему нравилось коллекционировать поломанные игрушки, что внешне, что внутренне, то ли просто нужен был личный медик, но я ушла к нему. Иного выхода не было. Или решетка…

— Или криминальная сторона.

— Я пыталась первое время отблагодарить. Но спать со мной он почему-то не хотел, подпустив к своему члену, вдруг сказал, что это просто не мое и не стоит даже пробовать. Я тогда обиделась и как идиотка рыдала несколько дней, после обдолбалась до невменяемости, и выпала из реальности в долгом угаре на многие месяцы. Он ждал. А потом запер в лечебнице и смотрел, как меня ломает. Я же — дура редкостная, помимо зависимости от наркотиков, раздолбанной с детства психики, еще и в него влюбиться успела. Он казался таким рыцарем, мать его. Таким правильным и спасшим, что я не усмотрела момент, когда он меня и поломал. И я могу его винить во многом, но цельность без трещин сломать сложно, а начавшее крошиться нутро раздробить окончательно…

— Легко.

— Да, легко. Он оказался рядом слишком вовремя. Но опасно для меня. Выгодно для него. Я пешка, Франц. Кажется, это мое призвание. Ни любви ко мне, ни тоски, ни жалости никогда и никто не испытывал по-настоящему. Вокруг только — ложь и фальшь. Иногда красивая, иногда уродливая. И я так сильно устала, что скоро просто вырублюсь и не сумею открыть глаза снова. Режу себя скальпелем, потому что боль смывает и сомнения и все остальное, словно слой за слоем снимает налипшее дерьмо к внутренностям. Мне нравится это самоуничтожение. Нравится отталкивать от себя, только потому, что я настолько сильно хочу тепла, что боюсь быть совершенно ненужной. Я отталкиваю первой намеренно, чтобы не оттолкнули меня. Оправдывая ровно каждый собственный проеб по жизни тем, что я просто родилась девочкой в мире полном мужчин. И это моя единственная ошибка. И тебе я, вот такая, не нужна. Я не нужна сама себе, Франц.

Сбежать из кабинета оказалось проще простого. Меня никто не держал. А ноги сами принесли к комнате Мадлен. Глубоким вечером, на взводе и уже начавшая сожалеть… я просто потащила ее в центр, не слушая ни единого аргумента в пользу того чтобы остаться. Благо Элкинс всегда был легким на подъем, потому спустя каких-то полчаса в полной готовности мы уже ехали подальше от ворот базы. Подальше от того, кому почти исповедалась, открыв настежь загнивающие створки души. Меня радует и разочаровывает одновременно тот факт, что я не видела вишневых глаз. Намеренно забирая тепло тела, комкая кардиган, дыша запахом и отогреваясь, но отказываясь изменить позу, отказываясь двигаться вообще.