Мед.ведь.ма (СИ)

Добираться на перекладных, автостопом, украдкой в кузовах грузовиков, на лошадях, верблюдах, велосипедах и мотоциклах Чонгуку приходилось много раз, и плавать в багажных отделениях лайнеров, в топливных отделах кораблей тоже. Совсем недавно он познал, каково путешествовать классом-люкс, и вот, по истечению недели, познавал, что такое «на перекладных» в водных пространствах. Наблюдая за троицей, с которой они взялись за дело, золотой делал вывод, что он единственный впервые окунается — во всех смыслах, — в подобное передвижение. Отплытие на барже, ночное перепрыгивание на частную яхту, предоставленную бывшей любовницей Хоупа, преодоление водной границы, а потом, с аквалангами и подводными фонариками, поиски ожидающего их катера, который довёз их до небольшого островка в Южно-Китайском море для последней пересадки. Путь занял намного больше времени, чем хотелось бы. Всё-таки, морской транспорт медленнее воздушного, а незаметно десантироваться с неба на любой участок территории Сингапура могло удаться только в сказочных снах. Если бы они на этот раз не противопоставляли себя Дракону, можно было бы долететь сначала до Манилы, и начать путь оттуда, но, обмозговав всё с Ёнгуком по телефону, Хосок пришёл к выводу, что в этот раз лучше семь раз отмерить, чем потом семь раз перепрятываться от карающих отрядов сингапурского владыки, не потерпевшего бы, чтоб к нему вторглись, да ещё и выкрали что-то.

Хосока заботило не только то, как заполучить Элию, но и то, как сделать так, чтобы Джиён не понял, кто это провернул? Замести следы столь же важно, как совершить само похищение. Дракон настолько не дурак, что верить в его недогадливость — это подписывать себе смертный приговор. По сути, будет всего двое подозреваемых, кому нужна Элия — золотые и Дзи-си. Других вариантов нет, и вряд ли будут. О ведьме никому больше неизвестно. Поэтому требовалось максимально напрячься и изобразить захват делом рук синьцзянцев. Хосок и фальшивые документы им всем выписал с намёками на принадлежность к западному Китаю, якобы двое из них были уроженцами Синьцзяна. Но главным доказательством служил Эвр. Все знали, что золотые — если о них вообще хоть кто-то, хоть что-то знал, — не пользуются услугами наёмников и воюют с ними так же, как с любыми другими бандитами. Заподозрить благородное древнее братство в сделке с одним из тех, кто обвёл их вокруг пальца и враждовал с ними — сложно, а то и невозможно. Засветить Бобби, если что-то будет срываться или кто-то их заметит — вот что нужно; оставить Джиёну информацию о том, что похищение совершил тот же человек, который Элию ему преподнёс.

Бобби не знал всех этих планов Чон Хосока, но осознавал своё тяжёлое положение. Он в данном приключении — пушечное мясо. Его израсходуют на всю катушку, выжмут и сбросят за борт, но если он не достанет им их белобрысую плоскодонку, то они причинят вред сестре Ханбина, и Дохи. Дохи! Увидев её фотографию в руке врачевателя, Чживон почувствовал не только страх, но и желание увидеть её, попрощаться, подержать её маленькую пухлую ручку в своей. Он видел красную линию, появившуюся на экране проклятого Ю, и тот тоже видел, но тактично не упомянул ни о чём, кроме серо-сиреневого страха. Мерзавец. Пусть его, Эвра, хоть мордой в кислоту, девочку-то зачем трогать? Нежнее, добрее и безобиднее нет во всём мире, нет человека чище и достойнее любви, чем Дохи. Какими же тварями надо быть, чтобы подвергать её опасности? А какой тварью был он, что из года в год использовал, пользовал и вытирал ноги о девушек и женщин? Со сколькими из них он поступил по-человечески? Да, речь не о красивом поступке, а просто о жалости, попытке проявить сострадание. Не было подобного, только жестокий и беспощадный расчёт, и тщеславие от очередной удачной сделки, от безупречно выполненного задания, от продвижения к званию «лучший» на Утёсе богов. Но лучшим ему уже не стать, в братство путь закрыт, за месяц «болезни» утерял немного гибкости и навыков, и начав реабилитацию хоть прям завтра, он не успеет войти в форму к январю и турниру наёмников. Да и хочет ли он уже этого? Линии пошли зигзагами при слове «свобода», так остро всегда воспринимавшимся Чживоном, как цель в жизни, как средство для обретения счастья. Провалявшись на больнично-лабораторной койке, он почти не вспоминал о своих мечтах, где свобода стояла во главе всего, но вот он вспомнил о ней и опять задумался, чего же хочет, хочет ли быть тем самым ветром, в честь которого прозвался, или ему нужен небольшой груз, который бы его притормаживал? Маленький и невинный Хомячок.