Мед.ведь.ма (СИ)

Тэхён наизусть помнил дороги маленького населённого пункта уезда Баосин, ведущие к дому, в котором жила Элия, к больнице, где она работала. Фонари с периодичностью освещали путь, в тех же местах, куда они не дотягивались, красный огонёк очередной сигареты плыл по темноте, одиноко и бесшумно. Одетого во всё черное Ви не было видно на фоне тёмных переулков. Сигареты хватило до середины пути. Дальше пришлось топать без курева, Тэхён убрал руки в карманы, предварительно поправив рюкзак на плече. Сердце будто оледенело в разгоряченном теле, уже ничего не чувствуя. Оно ждало и надеялось так долго, так долго терпело и хранило память, чувства, вину. А теперь, как зависшее в прыжке над пропастью, оно молчало и стыло. Обтянутые кожаными черными штанами ноги Тэхёна широко шагали небрежной, неспешной, но целенаправленной походкой, напоминающей манеру хулигана, вечно готового пнуть всё, что попадёт ему под ноги. Но Ви ничего не пинал, уверенно ступая по незаасфальтированной дорожке, на которую свернул, высокими ботинками на толстой подошве, со шнуровкой чуть ли не до середины икр. Такие защищали от холода, влаги и ударов, ото всего, с чем могли столкнуться и сталкивались постоянно золотые.

Элия была с ним ежедневно с тех пор, как он очнулся, найденный Чонгуком, и понял, что её украли. Она жила в его памяти, стеснительная, хрупкая и доверчивая. Она всегда была похожа на лесную фею или речную нимфу, слишком неземная для людей, из каких-то тонких материй, потому и сломать её было легко. Но сейчас Тэхён гнал её из головы, уверившись в том, что чем сильнее он любит её, чем больше думает о ней, тем дальше она ускользает, тем дальше отталкивается от него. Он чувствовал её в душе своей постоянно, и утерял нужную интуицию, чтобы понять, встретит ли её на самом деле? Она виделась ему во снах, он мечтал о ней, рисовал её, писал о ней, он жил ею, и так как будто бы было легче эти долгие месяцы. Он ни разу не поправил и не отругал друзей, которые сокрушались из-за её глупости и влюбленности в незнакомца, он никогда не спорил ни с кем об Элии, потому что не говорил о ней вообще. Они её не понимали, они словно не осознавали, какая красота в её свете, в той первородной простоте, какую она проявляла, веря в духов, веря в пустые признания, отдаваясь чувствам и не желая видеть зло там, где оно было. Тэхён слышал рассказы о том, какая теперь Элия, видел обгоревшую часть дома Черити Лавишес, но не считал Элию, свою Медведьму, плохой и ужасной. Он видел ужас в глазах Чживона, растерянность Хосока, поиски средств по обезоруживанию ведьмы на лице Чонгука, но ему это было чуждо. Он не собирался воевать с Элией, нападать на неё, обезвреживать. Он хотел найти её, увидеть, вернуть ей мир таким, каким она его видела раньше.

Ви достал ещё одну сигарету, приближаясь к дому, где когда-то снимали комнату Элия с Мао, двухэтажное старое здание, заделанное под дешёвое общежитие. Снова зажёгся красненький огонёк, осветил на мгновение лицо и чёлку Тэхёна ярко-оранжевым. Он больше не красил волосы, но, черные, при свете пламени на миг вернули окрас прошлого. Тропка вела вниз, уже виднелись окна второго этажа, горело всего одно, другие были тёмными — все либо на работе, либо, раз тридцать первое декабря, ушли в гости. Или рано? Едва шесть вечера на часах. Ви поглядел на циферблат на запястье и, подняв голову, замер, механически схватив в кулак кулон, болтающийся на груди. Возле единственного подъезда, на лавочке, видимой из бывшего окна Элии, сидела фигура.

— Медведьма… — прошептал Тэхён, выронив недокуренную сигарету, выдохнув слово вместе с дымом и паром, клубящимся на морозе.

Фигура на лавочке, с непокрытой головой, не могла услышать неуловимый шёпот парня, но как будто почувствовала его, и обернулась. Белоснежные волосы до плеч, обрамляя лицо, пересыпались назад, ложась на опущенный воротник. Ви, не останавливаясь, не отводя глаз, боясь, что это мираж, шёл и шёл, продолжал идти, нащупав взгляд той, что сидела на лавочке. С такого расстояния цвета глаз было не увидать, но он знал, что они голубые, светло-голубые. Он брёл на них, как загипнотизированный. Голова на худой шее поворачивалась следом за ним, как он обходил её, чтобы встать перед ней, так крутилась и шея. Это была Она. И сердце подпрыгнуло, причинив боль, а язык всё так же скованно лишь обронил:

— Медведьма…

Если бы он не искал именно её, не ожидал её, то принял бы за старуху. Ещё никогда цвет волос Элии не выглядел таким седым, как теперь. Прямые и серебристые, они придавали девушке вид замёрзшей насмерть: укутанные снегом пряди, бледное, до голубизны, лицо, синеватые губы. Она была во всём чёрном, как и Тэхён. Длинное, в пол, чёрное пальто, из-под которого выглядывало такое же длинное, до земли, чёрное платье, так что даже обувь не торчала. Руки прятались в чёрных перчатках.