— Дух? — прозвучал, как трескающийся лёд, слегка охрипший голос Элии. Тень падала так, что глаза всё ещё было не видно, но на губах выступила насмешка, какой никогда прежде не бывало на этом лице. — Я почувствовала, что это ты, Дух.
— Эя…
— Поэтому остановилась, прежде чем идти дальше, — не дала ему ничего сказать она.
— Куда ты идёшь? — Тэхён забыл об уговоре, что надо тотчас же позвонить остальным, сообщить о находке. Он только смотрел на свою Элию, и не думал, как другие, кто сталкивался с ней, что она изменилась, стала сама не своя. Он видел именно ту, что искал. Он знал, что сердце внутри неё всё то же, и душа та же.
— В Тибет, — сказала Элия, чуть наклонив голову.
— Не ходи туда.
— Почему? — градус наклона ещё чуть увеличился, а улыбка сильнее напомнила маску хання* из японского театра но.
— Там опасно. — Как будто предупреждение шло через невидимую почту, и не сразу было прочитано, оно воспринялось Элией где-то через полминуты, и она засмеялась. Смехом, которого у неё тоже раньше не было.
— Ты думаешь, я чего-то страшусь?
— Я так не думаю. Но я волнуюсь за тебя.
— За меня? За меня не стоит волноваться. — Улыбка на губах Элии исчезла, при этом резко превратившись в горечь, в страдальческое выражение со складками между бровей и прорисовавшимися носогубными морщинами. — Уже не стоит.
— Не говори так, Медведьма, зачем ты говоришь так? — Ви хотел подойти, хотя не знал, посмеет ли её тронуть, но Элия дёрнулась и прокричала:
— Не подходи! Не подходи ко мне! — И вот, за смехом и унынием, она уже облачилась в ярость и гнев. Тэхён застыл. — Я могу сжечь тебя, слышишь? Я сожгу тебя, если ты попытаешься приблизиться!
Ви спокойно снял рюкзак с плеча, бросил его себе под ноги, достал очередную сигарету. Он не боялся за себя, но его нервы не выдерживали. Он шмыгнул носом, чтобы не пустить слезу. Боль за Элию, за её невинную молодость, за то, что с ней сделалось — его и так жгло изнутри.
— Жги, если хочешь, Эя. — Их взгляды встретились. В её полыхал пожар ненависти, в его — тихий огонёк любви и смирения. — Я пришёл к тебе из огня и дыма, Медведьма, возможно, туда мне следует и уйти.
— Ты обманул меня! — крикнула она. Кто-то со второго этажа поглядел во двор, увидел, что ссорится парочка, и снова углубился в комнату. Тэхён достал зажигалку, чтобы прикурить, но рука не поднималась. Услышав обвинение, Ви несколько раз хлопнул ртом, желая признать вину и оправдаться, но он сам для себя не видел прощения, что же он скажет ей? Какая причина побудила его поиздеваться над простушкой, выросшей в глуши, посмеяться над ней, притворяясь бесом из нараки? Тэхён опустился на корточки и заплакал. Он не смог произнести ни слова. Только что такой хладнокровный, взрослый и собранный, он сидел и плакал, что в первые мгновения отразилось злорадством в Элии. Она попыталась хохотнуть, но смех, как оборванное карканье, застрял, и она притихла, нахмурившись.
Так шли минуты. Ви замолк, вытирая лицо, Элия застыла в немой мстительной позе.
— Если бы я знал, Эя, что из этого получится, — наконец, едва пробормотал он, — я никогда не желал зла тебе, я не хотел, я был дурак, я не понимал, что делаю, и соврать мне казалось проще, чем долго объяснять правду.
— Вы — мужчины, всегда лжёте! — Тэхён поднял взор и понял, что речь уже не о нём, Элия обращается куда-то в пустоту, пытаясь доораться до Чживона. Самым простым было начать спорить с Элией и доказывать, что она сама неправа и виновата, что она велась на ложь быстрее, чем на правду, что покупалась на красивые фразочки, а не искренность. Но Ви не смел обвинять свою Медведьму, потому что ощущал преступные ошибки именно за ними — мужчинами, которые так подло и низко растоптали невинную, первую любовь девушки.
— Да, мы часто лжём, но кто-то лжёт со зла, а кто-то по глупости! — Тэхён поднялся. Элия вернулась откуда-то, судя по сосредоточившимся на нём глазам. То и дело чудилось, что её сознание плутает где-то, но вот, оно удержалось на Ви. — Но я поклялся больше не врать тебе, с тех пор я стараюсь никогда больше не врать, Эя…
— Какое мне дело! — вновь завопила она, но взяла себя в руки, оглядевшись, словно напугав саму себя громкостью. — Какое мне дело, — повторила она тихо. — Я пообещала себе наказать всех… всех! Кто убил бабушку, кто убил мою маму, кто причинил зло мне… Но я не могу больше, у меня нет сил… даже месть мне не кажется поводом для того, чтобы продолжать жить.
— Эя…