— Хочешь кофе?
— Хочу.
— Сейчас сделаю.
Он пошел на кухню, а я соскочила с кресла и стала рассматривать фотографии, развешанные по стенам. Их было довольно много, и некоторые очень интересные. Особенно спортивные — фотограф зацепил такие классные моменты, которые по телевизору не разглядишь. Один со штангой так прямо упал — напрягался, бедненький, не по Сеньке шапка…
Я спиной почувствовала, что Костя уже вошел и смотрит мне в затылок.
— Это все твои?
— Да, те, что на конкурсах побеждали.
— Я вот что придумала: у тебя же, Костя, здесь целая фотолаборатория?
— Почти.
— Дай мне, пожалуйста, какой-нибудь свой фотоаппарат на сегодняшний вечер, а? У тебя же их, наверное, много?
— Всего два.
— Вот и отлично!
— Извини, Мара, дать тебе аппарат я не могу.
— Почему?
— Это мой хлеб с маслом. К тому же у меня не «мыльницы», а профессиональные камеры, ты с ними не справишься.
— Справлюсь. Я умею.
— Ни фига ты не умеешь, только капризничать.
Ого! Он стал раздражаться. Фотоаппарат не даст, это уже ясно. Подумаешь, ценность — фотоаппарат. Может, он просто жадный? Это неприятное открытие. Жадин я не люблю. Мужик должен быть щедрый. Широта души украшает самого плюгавого и лысого. А уж Косте она бы просто добавила еще несколько плюсов. Ладно, переменим неприятную тему. Улыбочка…
— Покажи мне свою фотолабораторию.
— Пожалуйста.
Я пошла в ванную и остановилась на пороге. Надо было что-то сказать.
— Как здесь красиво!
На самом деле ничего особенно красивого я не увидела. Хотя над обыкновенной ванной комнатой явно потрудились. Во-первых, он расширил ее за счет единственной жилой комнаты, во-вторых, напичкал какими-то прибамбасами. Но если именно это позволяет ему так хорошо зарабатывать, пусть расширяет и напичкивает. Я не против.
На веревочке были развешаны фотографии. Я прошлась по ним взглядом и вдруг меня что-то как стукнуло — на нескольких я увидела не кого-нибудь, а именно Сашу Б., того самого дурака-певца, которого я вплела в свою легенду. Надо срочно отреагировать, а то Костя может удивиться.
— Ах, не может быть, какой сюрприз! Ты снимал Сашу?
— Склероз…
Костя повел себя довольно невежливо, он взял меня за руку и попытался вывести из ванной. Но я решила играть роль фанатки до конца и вывернулась.
— Где это? Что за люди?
— Не трогай руками, пожалуйста!
Кажется, в голосе прозвучало раздражение.
— Можно, я возьму? Всего одну?
— Нельзя, это не мои фотографии.
— А чьи? Эти фото не с концерта. У кого в гостях был Саша Б.? Давай, я поговорю с хозяином, и он мне не откажет.
— Откажет.
— Ну почему? Я хочу вот эту. — Я наугад ткнула пальцем.
— Это невозможно!
Он начинает здорово злиться. Интересно, почему? Но и я стала входить в азарт. Я вообще-то ужасно заводная, и если начинаю играть, то вхожу в роль не хуже актрисы.
— Это твои фотографии, Костя. Если их делал кто-то другой, то где он? Снимки еще влажные.
— Они проданы.
— Я прошу только один. Я заплачу, сколько скажешь.
— Мара, эти препирательства бессмысленны.
— Сделай для меня еще один снимок, ну, пожалуйста, Костик. Костичка… Тебе же нетрудно…
Почему-то я вдруг ощутила, что мы с ним очень близки, и знаем друг друга сто лет. Это давало мне полное право клянчить и капризничать. Дело было уже не в фотографии, вопрос стоял по-другому: кто кого? Неужели я опять проиграю?
— Дискуссия на эту тему закрыта, все. Слышишь? Пошли кофе пить.
Он решительно вышел из ванной, видимо считая разговор оконченным. Значит, я опять в дурах? Ну нет! Нет уж, миленький, я еще никогда не тратила столько сил и нервов, сколько за последнее время. Да еще так безрезультатно. От злости я сорвала с веревочки одну из фотографий. Раз уж она тебе так дорога, то поищи, покрутись, может, тогда и Мара пригодится. Вспомнишь меня, пожалеешь, голубчик. За унижение мое заплатишь. Может, это и ерундовая месть, глупая, но в тот момент ничего другого у меня в запасе не было.
С фотографией в руке я выскочила в прихожую, открыла замок, вылетела на площадку и захлопнула за собой дверь как можно громче и злее. Придя к себе, я не сразу успокоилась и еще чуть ли не полчаса бегала взад-вперед по комнате, обрушивая в голове на мерзкого Костю все мыслимые беды и изощрения оскорбленного женского сердца.