Мы внимательно осматривали валявшиеся на окровавленной земле человеческие тела и конские туши. Иногда нам приходилось пристреливать бедных животных, чтобы прекратить их мучения. Что же касается раненых янки… В общем, проходил сравнительно быстрый и безболезненный для них переход из категории «трехсотых» в категорию «двухсотых». Удивительно, но индианка довольно спокойно наблюдала за нашими действиями. Но, как я понял, жизнь ее в суровых условиях постоянных войн приучила Аксистоваки к подобному зрелищу. Кроме того, следовало не забывать, что девушка выполняла у себя в племени функцию медика и сама оказывала помощь раненым в бою или во время охоты воинам.
Обойдя вокруг «поляны смерти», мы стали прочесывать кустарники, куда, спасаясь от разрывов НАРов и огня пулемета, заползли уцелевшие янки. Там «трехсотых» оказалось побольше. Время от времени мы с моим напарником останавливались, чтобы сменить рожок в автомате. Во время одной такой остановки я краем глаза заметил шевеление в густых зарослях барбариса.
– Эй, кто там! – крикнул я. – Бросай оружие и выходи с поднятыми руками!
– Не стреляйте! – крикнул некто, прячущийся в кустарнике. – Я сдаюсь!
Раздался треск, и из зарослей с поднятыми руками вышел худощавый рыжеволосый мужчина с бородкой клинышком а-ля дядя Сэм. На его погонах красовались серебряные орлы; я не знал всех эмблем, принятых в американской армии, но это был явно офицер, причем не лейтенант и не капитан – у них «кубики» в разных вариациях. На поясе у него болталась дурацкая сабля.
– Саблю-то брось! – скомандовал я. – И не дергайся, если хочешь остаться в живых…
Прапор подошел к янки, осмотрел и ощупал его. Он отбросил в сторону саблю, извлек из его кармана маленький короткоствольный капсюльный пистолет, а из рукава тонкий и острый ножик, наподобие стилета.
– Вроде бы все, командир, – сказал он. – Больше ничего нет.
– Вы югоросс? – спросил меня пленный офицер. – Насколько мне известно, моя страна не находится в состоянии войны с Югороссией.
– Так какого черта вы тогда находитесь на территории, которую Британия передала Югороссии? – честно говоря, мне не очень хотелось вести диспут с этим американцем здесь, где под каждым кустом валялся труп. – И, наконец, представьтесь. Должен же я знать, кого взял в плен.
– Я командир Четвертого кавалерийского полка армии САСШ полковник Мак-Кензи, – гордо произнес янки. – Вы с помощью своей адской машины уничтожили мой полк. Думаю, что правительство моей страны сможет привлечь вас к ответу за коварное нападение на мою часть!
Мне вдруг стало смешно. Этот полковник еще пытается мне угрожать? Ну что ж, посмотрим, как это у них получится.
– Вот что, мистер Мак-Кензи, – сказал я. – Мы еще посмотрим, кто и за что попадет под трибунал. Ваш полк – это не воинская часть, а сборище убийц и насильников. Вы уничтожили форт Пейган и оборонявших его канадских конных полицейских. Ваши солдаты зверски истребили селение индейцев, живших неподалеку от форта. За все это вам, полковник, положена виселица.
Аксистоваки, внимательно слушавшая мой разговор с полковником, поняв, что этот человек и есть главный виновник гибели ее родных, вздрогнула. Она с ненавистью посмотрела на Мак-Кензи. А потом неожиданно с криком бросилась ко мне, раскинув руки, будто желая меня обнять. И тут раздался выстрел…
Я обернулся. За стволом дерева стоял солдат в синем мундире с дымящимся ружьем. Я, почти не целясь, двумя выстрелами уложил его, и повернулся к девушке. Она, схватившись за живот, медленно оседала на землю. А полковник злорадно наблюдал за всем происходящим.
– Свяжи этого урода! – крикнул я прапору. – И смотри по сторонам. А то найдется еще один «восставший из ада».
Нагнувшись над Аксистоваки, я попытался разглядеть, куда именно попала пуля. Девушка была в сознании. Она прошептала:
– Великий воин, тот человек хотел убить тебя. Я не хотела этого. Ты будешь жить.
Она улыбнулась, хотя по лицу ее было видно, что индианке очень больно.
Я вспомнил, как оказывать первую помощь в случае пулевого ранения в живот. Перевернув Аксистоваки на бок, я дал возможность воздуху свободно поступать в ее легкие. Достав нож, я вспорол платье девушки, и осмотрел рану. Пуля вошла в живот чуть выше пупка.
«Она говорила, что не ела несколько дней. Это очень хорошо. Значит, в ее кишечнике нет остатков пищи», – подумал я.
– Командир, вколи ей обезболивающее, – сказал прапор, протягивая мне шприц-тюбик, который он достал из аптечки. – И давай побыстрее будем выбираться отсюда. Ее надо срочно доставить в лазарет. Там у нас хороший хирург, который ее прооперирует. Думаю, что все обойдется.
– Надо ее перевязать, а то она истечет кровью. Давай ее перевернем, надо посмотреть, нет ли выходного отверстия.