Медаль за убийство

Что ж, я готова была держать пари, что она и в самом деле рада за нее, но и особенно также за себя, во всяком случае, с тех пор, как мистер Милнер положил взгляд на Люси.

Эти четверо молодых людей, игравших в спектакле – Элисон, Дилан, Люси и Родни – образовали тесную сплоченную дружескую компанию во время вчерашней вечеринки. Возможно, Люси действительно догнала Родни и его друга, и теперь только они знали, где я могу найти ее. Внезапно меня захлестнула волна холода. Люси выказывала такое явное отвращение к опекунству мистера Милнера, что, возможно, и была тем самым человеком, который нанес ему удар в сердце. Однако это мог быть и Родни, если он обнаружил, что его отец встал между ним и Элисон. Так или иначе для меня наступало время разговора с Родни.

Конечно, было бестактно допрашивать молодого человека, только что потерявшего отца. С другой стороны, вполне естественным выглядело бы выражение ему соболезнования.

– Где я могла бы найти Родни Милнера, мадам Гиртс? Возможно, он сможет помочь мне найти Люси.

Мадам Гиртс не спешила с ответом.

Я поторопила ее:

– Если Люси решила уехать из дома, то это ее дело, но, по крайней мере, ее дедушка должен быть в курсе. Или вы предпочитаете, чтобы ее разыскивала полиция?

– Милнеры живут на Кау-Гейт-роуд, – выдавила из себя мадам Гиртс. – В доме номер двенадцать. Но если вам нужен Родни, то ступайте в их автосалон. Лоуренс, я хочу сказать мистер Милнер, по субботам всегда берет выходной и играет в гольф.

– Благодарю.

Вскоре Оливии Гиртс предстоит узнать, что времяпрепровождение Лоуренса Милнера в гольф-клубе закончилось навсегда. Все его выходные дни по субботам, как и остальные дни его жизни, канули в вечность.

Глава 21

Я покинула дом мадам Гиртс со скоростью, которую придавала мне бушевавшая в душе ярость. Мои старомодные туфли зашаркали по тротуару, когда я почти бегом бросилась прочь от ее дома, желая оказаться от него как можно дальше.

Внезапно меня озарила догадка. Я поняла причину своей ярости. Мне не сразу пришло в голову, что происходит, когда я запнулась о ванну с дымящейся водой в кухне дома Гиртсов и услышала вскрик Элисон. И лишь мое тело все мне сообщило. Я вернулась в тот роковой день, когда Джеральд получил письмо из военного ведомства, сообщавшее, куда он должен обратиться для призыва на военную службу. Должна ли я была сообщить ему, что жду ребенка, спрашивала я себя? Он отправился на работу. А когда вернулся домой, все уже было решено. Я никогда не говорила ему о своем выкидыше. «Что-то случилось?» – спросил он меня. «Да ничего особенного, просто я не очень хорошо себя чувствую». «Ты тревожишься, потому что я отправляюсь на фронт, – сказал он тогда. – Все будет хорошо».

Это был период, когда я ближе всего подошла к рождению ребенка, нечто такое, о чем я старалась никогда больше не вспоминать, как о ночном кошмаре. Даже когда я думала об этом, в душе поднималась волна боли, рассыпаясь яростными волнами, как штормовой прибой.

Все будет хорошо. Именно эти слова я сказала Элисон. Повторив слова Джеральда.

Нет, Джеральд. Далеко не все будет хорошо.

Перед тем, как добраться до дома Милнеров, мне пришлось сесть на какую-то приступочку и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить расходившиеся нервы. Это было тогда. Теперь это снова меня настигло. Уже не юная невеста, теперь я была вдовой, со своими намерениями и целями – и работой, которую требовалось сделать.

Здания на этой улице стояли далеко от тротуара – так что почтальонам надо было проделать еще и приличный отрезок пути до дома.

Мэриэл рассказала мне, что половина молодых зрительниц в театральной аудитории влюблены в Родни Милнера. Он красив в стиле ведущего героя какой-нибудь костюмированной драмы – с резко очерченными скулами, густой светло-рыжеватой шевелюрой и твердым взглядом серо-стальных глаз. Хотя и несколько ходульные, его манеры на сцене соответствовали его роли – Генри Майнорса, человека, самостоятельно добившегося успеха в бизнесе. Лишь иногда раскованность его поведения раздражала. Это происходило тогда, когда сидевший в первом ряду мистер Милнер нес всякий вздор и, дымя сигарой, отпускал остроумные, по его мнению, замечания относительно игры своего сына.

С определенным трепетом я взялась за дверной молоток в виде злобной горгульи, размером и весом напоминавший скорее кувалду молотобойца, и постучала в дверь. Спустя несколько мгновений дверь открыла дебелая матрона с большим передником. Губы ее были скорбно поджаты. На меня уставились ее покрасневшие от слез глаз. За осознание того, что кто-то мог оплакивать смерть Лоуренса Милнера, на несколько секунд лишило меня дара речи. Она в нетерпении нарушила мое молчание:

– Да?

– Я – миссис Шеклтон. Могу ли я видеть мистера Родни Милнера?

Я не хотела, чтобы она подумала, будто я хочу взглянуть на тело убитого.

– Он в демонстрационном автосалоне.

– В самом деле?

Мне следовало выказать свое удивление.

– Вы слышали? – спросила она. – Про его владельца.

Я приличествующим случаю печальным голосом сообщила: