Не знаю, долго ли я был без сознания, только пришел я в себя от холодного прикосновения к моему лицу. Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в большом полутемном зале, в котором прежде мне никогда не приходилось бывать. В нескольких шагах от меня в огромном камине ярко пылало пламя. Сам я сидел в глубоком кресле с резными подлокотниками. Напротив меня в таком же кресле сидел крупный человек лет пятидесяти с длинными, совершенно белыми волосами и странными, удивительно прозрачными глазами на изрезанном шрамами лице. Между нашими креслами располагался красивый столик восточной работы, на котором стояли блюда с фруктами и сладостями.
Кроме нас двоих, в комнате находилась удивительной красоты девушка с живыми черными глазами. Она стояла рядом со мной и влажной губкой обтирала мое лицо. Именно прикосновение этой губки и привело меня в сознание.
– Оставь нас, Виола! – проговорил беловолосый человек.
Девушка взглянула на меня с сожалением и удалилась.
– Объясните мне, сударь, каким образом я здесь оказался? – обратился я к своему визави, проводив взглядом пленительную фигуру прекрасной незнакомки.
– Самым обыкновенным: я пригласил вас, вы приняли мое приглашение.
– Так это вы прислали того невоспитанного человека в капюшоне? – догадался я. – Однако я не помню, чтобы принял ваше приглашение, и тем более не помню, чтобы своими ногами пришел сюда…
– Если вы чего-то не помните, это не значит, что этого не было, – отвечал тот. – К примеру, помните ли вы свое собственное рождение?
– Не запутывайте меня словами, досточтимый милорд! Лучше назовите свое имя, ибо я не привык пользоваться гостеприимством незнакомых мне людей.
– Я долго живу на этом свете и сменил за это время много имен, так что не знаю даже, какое из них выбрать. Если вам угодно, называйте меня господин Инкогнито.
– Инкогнито? Неизвестный? – переспросил я. – Странное имя для значительной персоны, какой отрекомендовал вас тот человек в траттории.
– У многих людей странные имена. В частности, не казалось ли вам странным имя кавалера Строцци?
– Ах, вот вы о чем! – Я приподнялся. – Должно быть, Строцци был вашим родственником и вы хотите обвинить меня в его смерти? Так вот, милорд, господин Инкогнито, если вам угодно так себя называть, уверяю вас, что его смерть никоим образом не лежит на моей совести. Да, я обыграл его, но такое случается сплошь и рядом, и в этом нет ничего предосудительного…
– Уж будто! – Господин Инкогнито усмехнулся. – Но не волнуйтесь, Казанова, я не собираюсь мстить вам за него или каким-то образом взывать к вашей совести. Это слово мне вообще претит, впрочем, как и вам. Я пригласил вас совсем для другого разговора, хотя смерть Строцци и имеет отношение к его теме. Вы стали обладателем некоего предмета, некоего артефакта…
– Вы говорите о медальоне Строцци? – осведомился я, почувствовав странное волнение.
– Да, я говорю о медальоне. Для простоты и удобства так назовем этот артефакт, хотя прежде он носил другое название.
– Но я получил его от Строцци вполне законно, я его выиграл, чему есть множество свидетелей…
– Не спорю! – Мой собеседник поднял руку. – Иначе вы и не смогли бы его получить. Этот медальон нельзя отнять силой или украсть, поэтому то, что вы сперва задумали с вашим падуанским другом, не привело бы ни к какому результату.
– Откуда вы знаете… – пробормотал я удивленно, но господин Инкогнито снова предупреждающе поднял руку:
– Помолчите, Казанова. Помолчите и послушайте. Вы получили медальон вполне законно, я с этим не спорю. Я только хочу предупредить вас, что с ним связаны некоторые правила и законы, за соблюдением которых следят высшие силы.
– Какие еще правила?
– Помолчите, я сказал! Во-первых, вам известно одно из свойств медальона. Он приносит удивительный успех у особ прекрасного пола. Даже Виола, как я успел заметить, смотрела на вас весьма благосклонно, а она не из тех, кто открывает свое сердце первому встречному. Но этим не исчерпываются свойства медальона…
Господин Инкогнито сделал паузу, и мне отчего-то стало холодно, хотя совсем рядом со мной в камине жарко пылали дрова.
– Так вот, господин Казанова, вы должны знать, что отныне ваша судьба и сама ваша жизнь неразрывно связана с медальоном, и если вы лишитесь медальона – вы лишитесь и жизни.
– Так вот почему погиб Строцци, как только лишился медальона!
– Совершенно верно.
Вот отчего он был тогда в таком отчаянии! Проиграв медальон, он проиграл свою жизнь… но вольно ж ему было ставить его на кон!
Тут мне пришла еще одна мысль.
– Однако… – начал я неуверенно, – вы говорите, что моя жизнь связана с этим медальоном. Однако он принадлежит не только мне. Мы договорились с падуанским дворянином…
– Глупости! – Собеседник отмахнулся от моих слов, как от назойливой мухи. – У медальона может быть только один владелец, как у человека может быть только одна душа, только одна жизнь.
– Но как…
– А вот так! – резко оборвал он меня. – Я вам сказал – все прочее меня уже не касается.
– Но я…
– Вздор! – Господин Инкогнито приподнялся, сурово взглянул на меня, и вдруг в руке его оказался короткий кинжал.
Я тоже привстал и потянулся за своей шпагой, но он молниеносно полоснул меня по руке крестообразным движением – и тут же в глазах у меня потемнело, и я провалился в бездонную темноту.
Очнулся я в той же траттории, за тем же столом. Передо мной стоял недопитый кувшин вина.
Что же было со мной? Привиделся ли мне господин Инкогнито, померещился ли мне разговор с ним?
Я почувствовал боль в левой руке, взглянул на запястье – и увидел там крестообразный порез. Он уже не кровоточил, словно успел зажить, но я не сомневался, что еще нынче утром его не было…
Значит, это был не сон, не видение… но тогда…
Додумать эту мысль до конца мне помешал оборванец самого нелепого вида, подошедший к моему столу. На нем был разодранный камзол явно с чужого плеча, стоптанные сапоги, рваная шляпа с широкими полями и воткнутым за тулью вороньим пером. На поясе болталась немыслимых размеров шпага, а довершали облик лихо закрученные усы и грязная повязка, закрывающая один глаз.
– Вы позволите присесть за ваш стол, милорд? – обратился ко мне этот уникум с нарочитой учтивостью. – Я вижу, что вы пьете свое вино в одиночестве, а это непорядок!
– Проваливай, бездельник! – ответил я довольно грубо. – Меня вполне устраивает собственная компания.
Он, однако, оставил мои слова без внимания и уселся напротив меня за стол.
– У вас превосходное вино! – проговорил он с видом знатока и тотчас же наполнил из моего кувшина свой бокал. – Ваше здоровье, сударь!
– Кажется, я не приглашал вас за стол и не предлагал вам вино, – процедил я неприязненно. – Раз уж вы налили – пейте, но потом проваливайте. Мне не нравится ваша компания.
– Ах, какой вы мрачный, милорд! – воскликнул он, потягивая вино. – Человек, который может позволить себе пить такой божественный нектар, должен быть более жизнерадостным.
– Кажется, я сказал, что не намерен с вами беседовать.
– Знаете что, милорд? – проговорил он, перегнувшись через стол. – Ваше счастье, что вы угостили меня таким отличным вином: иначе я счел бы себя оскорбленным, а кто оскорбил Джакомо Одноглазого – долго не живет. Вы видели мою шпагу? Если выложить в ряд всех, кого я этой шпагой отправил к праотцам, – они займут всю улицу отсюда до церкви Святого Иеронима! – Произнеся эти слова, он самодовольно подкрутил усы и ухмыльнулся: – Но вы, милорд, можете меня не опасаться: я пью ваше вино, а значит – я ваш друг. И как друг я желаю помочь вам в вашем горе.
– В моем горе? О чем это ты говоришь? У меня все прекрасно!
– Э, нет, милорд. – Он погрозил мне пальцем. – Джакомо Одноглазого не обманешь! Вы сидите и пьете вино в одиночестве, значит, вы заливаете этим вином какое-то горе. И Джакомо как настоящий друг поможет вам за умеренную плату.
– Вот оно как! – Я усмехнулся, услышав про плату. – Как же ты можешь мне помочь?
– Это зависит от того, какого рода ваше горе, – продолжил оборванец, понизив голос. – Если вас бросила красотка, я могу познакомить вас с дюжиной других. У меня есть итальянки и гречанки, кокетливые француженки и страстные турчанки, есть рослые белокожие немки и даже одна эфиопка, черная, как ночь… если вас привлекают мальчики – это тоже не проблема…
Его развязная наглость несколько развеселила меня и отвлекла от дурных мыслей. Усмехнувшись, я сказал:
– Ну, уж нет, дружище, красоток я не покупаю – они сами слетаются ко мне как мухи на мед!
– Вот и славно, милорд! Тогда, значит, несчастье ваше другого сорта? Может быть, вас замучили кредиторы, а старый скряга-родственник не желает помереть, оставив вам наследство? Для такого горя у меня тоже есть подходящее лекарство: я знаю аптекаря, который составляет чудесные капли для слишком зажившихся родственников. Накапаешь ему в вино – и станешь богаче на тысячу-другую цехинов…
– Не болтай лишнего! – прикрикнул я на наглеца. – Неровен час, тебя кто-нибудь услышит, и хозяин траттории кликнет стражников!
– Ерунда, милорд! Здешний хозяин – мой лучший друг!
– Кроме того, у меня нет никаких родственников, тем более богатых, так что твои капли мне без надобности.
– Ну, если вам не нужны капли – может быть, вам понадобится моя шпага? Может быть, вас обидел какой-то негодяй, а вызвать его на бой вам не позволяет ваша… набожность? Тогда Джакомо Одноглазый рад будет вам помочь. Я встречу вашего недруга в темном переулке – и ему придется пожалеть о своем подлом поступке. Впрочем, жалеть он будет недолго…
Видимо, в моих глазах что-то промелькнуло, потому что оборванец вцепился в мое плечо, как клещ, и зашептал:
– Я вижу, что угадал! Назовите имя – и можете считать, что вашего недруга уже нет на этом свете! И обойдется это вам совсем недорого – каких-нибудь десять цехинов!
– Кто ты? – спросил я, чувствуя, как в горле пересохло от волнения и страха. – Кто тебя послал? Дьявол? Или тот, с белыми волосами и прозрачными глазами, господин Инкогнито?
– Я уже говорил вам, милорд, – ответил мне оборванец, приосанившись, – я Джакомо Одноглазый, меня здесь всякий знает! А насчет какого-то белого господина с прозрачными глазами ничего не знаю, я свободный человек и живу сам по себе! Однако хоть вы и говорите со мной без должного уважения, я не забуду, что вы угостили меня прекрасным вином, и не подведу вас как настоящий друг. Если вам нужно кого извести – только назовите имя да заплатите мне пять цехинов, остальные пять – после дела… впрочем, если вы мне не доверяете, можете все заплатить после…
– Нет, я не могу… – прошептал я, уставившись в стол. – Я не должен… это невозможно… оставь меня, искуситель…
Я смотрел на стол, но перед глазами у меня стоял медальон старого золота, удивительное лицо, изображенное на его крышке. Я один должен обладать этой удивительной вещью… я один… падуанец не имеет на нее никакого права!
Сам не знаю, как я проговорил его имя вслух.
Джакомо Одноглазый, который не сводил с меня глаз, повторил это имя и поднялся из-за стола.
– Дело будет сделано, милорд! – проговорил он с поклоном и двинулся к выходу из траттории.
– Стой! – крикнул я ему вслед. – Стой, Одноглазый! Ты не так меня понял! Я не хочу…
Но он уже скрылся за дверью.