– Говорил, – подтвердил Семен, до поворота на Бельню осталось немного. Дорога пылила, пришлось закрыть окна, и салон превратился в духовку, разогретую солнцем, воняющую полиролью, отдушкой, дерматином, потом и еще чем-то сладковато-подгнивающим. И запахи эти, и жара, и необходимость переться в срочном порядке в деревню, потому что двум идиотам вздумалось поиграть в сыщиков, бесили. А еще Венька от самого города не затыкается. Веньке тоже жарко, и дышит он ртом, тяжело, и рубашка прилипла к спине, а под мышками расползлись темные круги пота. Нет, приехать и…
– Слушай, а если их там положат? Вот как свидетелей? Приезжаем, и пожалуйста, два трупа… или три. Танечка какая-то… Семен, ты к самому дому не рули, ты остановись где-нибудь так, чтоб незаметно, а то ж… ну идиоты, нет, ну что за идиоты, а?
Семен остановился на краю деревни, отсюда до искомого дома оставалось минут десять пешком, даже виднелась темная крыша с белой, треснувшей сбоку печной трубой. Выбравшись из машины, Венька сначала отдышался, потом, смахнув со лба капли пота, сказал:
– Ну? Идем, что ли?
Из-за ближайшего забора, высокого и блестящего свежей краской, раздался гулкий собачий лай. Чуть дальше, у калитки, в песке копались куры, черный индюк, распластав крылья, развалился, вытянул шею и, если бы не живой, круглый, любопытный глаз, который время от времени подергивался сизой пленочкой века, можно было бы подумать, что он мертв.
Твою мать, а ведь и вправду все серьезно. Эти идиоты сами не представляют, во что ввязались… мысль о трех гипотетических трупах совершенно выбивалась из сельской пасторали.
– Ну, ты чего, идешь? – повторил Венька.