Медальон сюрреалиста

— Да ну его! — отмахнулась Светлана. — Давай лучше на посошок, и я пойду.

Дрогнувшей рукой она щедро плеснула рябиновой наливки в свой бокал, хотела подлить Вере, но та ее остановила:

— Мне больше не надо.

— Скучная ты, Верка! Всему знаешь меру, все у тебя в рамках! Ни омута любви, ни пьянства до зеленых чертей! Ладно, будь, — Светлана махом осушила бокал. — Пойду я, передай Виолке мой подарок. — Она не просила — велела. Оставила на столе потемневшее от времени медное украшение со вставками из полудрагоценных камней.

Вере идея не понравилась, она своим природным чутьем чуяла неладное, но отказать сестре в просьбе не смогла — какая-никакая, а Света все-таки мать.

— Они украли у меня все! Они, Виолетта и Ариадна — цыганское отродье! Если бы не родилась Виолетта, моя жизнь не пошла бы наперекосяк. Из-за нее я уехала из Москвы и скиталась по периферии! Я была вынуждена выйти замуж за первого встречного более-менее подходящего кандидата. Подходящего, а не достойного! Виктор Сизиков не хотел детей, а я больше не хотела рожать. Он был хорош собой, работал врачом, но жил в Новосибирске. Я вышла за него и уехала в Новосибирск, потому как понимала, что другого подходящего жениха я не найду. Но он меня обманул — он потом захотел детей, а я не могла допустить, чтобы открылась та душевная рана, которая так долго затягивалась. Я не хотела вспоминать, каково это носить в себе чужие, ненавистные гены. Когда я вынашивала Виолетту, никто не знал, как мерзко я себя чувствовала. Я была гордой и никому не показывала своего истинного состояния. Все думали, что я настолько ветрена, что не осознаю, как низко пала — спуталась с цыганом! Это сейчас свободные нравы, а тогда принести в подоле считалось позором. А я все очень хорошо осознавала, в тысячу раз острее всех чувствовала, потому что все это случилось со мной.

Это я должна жить в роскоши, а не они, цыганские дети! Я всучила этот проклятый медальон сначала Виолке, потом Аринке. И получилось — Виолка тут же вернулась из Петербурга в захолустье, а у Аринки не сложилась выгодная партия. Без сына Меньшикова она никто! — Сизикова нервно захохотала, обнажая некрасивые дальние зубы.

— Может быть, это вы убили Земскову, чтобы подставить ненавистную вам Ариадну? — предположил Тихомиров.

— Нет! Я не стала бы пачкать руки о всякую шелупонь.

— Однако вы не побрезговали снять с люстры подвески и подбросить их Металиди.

— Подвески я не воровала, — весомо произнесла Светлана Ивановна. — Не пытайтесь поставить меня на один уровень с этими вашими… подопечными. Я гораздо выше той публики, с которой вы привыкли иметь дело! Я хоть и работаю горничной, но они все мне не чета.

— Вы, безусловно, духовно выше всех, невзирая ни на что. Подставить внучку — за проступок не считается. Кстати, как так получилось, что Ариадна не узнала вас, когда увидела в доме Меньшикова?

— Мы не роднились. Она меня видела, только когда была совсем маленькой, и она меня, конечно же, не помнит.

— А по фотографиям? Не могла же Ариадна вас не узнать по фотографиям из семейного альбома!

— На тех фотографиях, что хранила моя сестра Вера, я запечатлена в молодости. Других фотографий я никому никогда не оставляю. Чтобы все помнили меня только молодой и красивой!

Илья Сергеевич догадался, что в молодости эта женщина было очень хороша собой. Такие привыкли к тому, что весь мир вращается вокруг них, им надо все и сразу — довольствоваться малым они не станут. И чем шире пропасть между желаемым и возможным, тем неприятней для них жизнь, что порой толкает их на страшные поступки.

— Правильно ли я вас понял, что вы считали излишним общаться с родней в последние годы?