Медальон Таньки-пулеметчицы

– Наши-то края ничем от других не отличаются, – промолвила Варвара грустно, – мы не на Востоке. Да только мне куда деваться? Муж, Федя, хороший человек, старик при нем не слишком расходится. Да и сам свекор неплохой. Болезнь его таким сделала, ожесточила. Когда человек привык почти всю жизнь бегать, каким он станет в инвалидном-то кресле?

– А по-моему, он должен быть благодарен за то, что вы так за ним ухаживаете, – предположил журналист. – Есть даже родные дети, которые не выдерживают, сдают таких родителей в дома престарелых. Мне приходилось писать статьи о стариках, не инвалидах, еще стоящих на своих ногах, которые были отправлены туда просто потому, что мешали.

– Это его дом, – тихо, но твердо сказала Варвара. – Он имеет полное право окончить здесь свои дни.

– Верно. – Рубанов распахнул калитку. – Знаете, я могу наведаться еще.

– Приходите, – равнодушно бросила женщина. – Гости, да еще такие, у нас редкость.

Виталий кивнул ей на прощание и торопливо пошел по немощеной дорожке к центру города. До встречи с Боровым в школе он намеревался посетить врача и поговорить с ним, если очередь не окажется слишком большой.

Глава 45

Орловская область, 1943-й

Как узнала Татьяна, рота майора Деверева почти без боев продвигалась к Балтийскому морю. Немцы не зверствовали, сдавались почти без сопротивления, и бойцы дошли до Кенигсберга, освобождая заключенных концлагерей. Немного оклемавшись, Таня решила идти вместе с ними, однако в городе, напичканном немецкой техникой, Яков получил тяжелую рану в живот и остался в госпитале. Татьяна упросила майора разрешить ей находиться при нем, Яше, любимом человеке, поработать медсестрой, помочь другим раненым, наводнившим госпиталь, и Деверев не отказал. Маркова преданно ухаживала за ним, и, когда врач, измученный пожилой мужчина с черными кругами под глазами и красными одутловатыми щеками, чем-то похожий на Германа Петровича, сказал, что кризис миновал и раненый пойдет на поправку, она неожиданно для себя обняла его, окропляя слезами его короткие усики, потом отпрянула, будто совершив непозволительный поступок, и бросилась в палату. Яша лежал на белоснежных простынях, почти сливаясь с ними, его худое горбоносое лицо было бледнее мела, однако большие черные глаза светились, и Татьяна широко улыбнулась возлюбленному.

– Яшенька, Яша!

Он чуть раздвинул губы, показав острые зубы, и попытался протянуть к ней руки, худые, как палки, но сил не хватило, и парень лишь виновато поморщился. Маркова села к нему на кровать и погладила черные, слипшиеся от пота волосы:

– Яша, Яшенька, я так рада!

Юноша собрался с силами и прошептал:

– Ты выйдешь за меня?

Она поймала его горячую ладонь и прижала к своей пылающей щеке.

– Да, да, да…

* * *