Медальон Таньки-пулеметчицы

Рубанов поблагодарил женщину и бросился вверх по лестнице. На его счастье, долго кабинет искать не пришлось: он находился в самом начале коридора. Как только журналист подошел к нему, дверь распахнулась, и высокий чернявый мужчина лет пятидесяти без белого халата показался на пороге.

– Извините, вы Алексей Борисович? – поинтересовался журналист и вытащил удостоверение. – Вас беспокоит пресса.

Узкое лицо доктора побледнело, и молодой человек подумал, что, вероятно, за ним водились какие-то грешки.

– Я по поводу одного вашего больного, – поспешил он успокоить врача. – Мне нужно кое-что о нем узнать.

Петров выглянул в коридор, убедился, что возле его кабинета никого нет, и махнул рукой:

– Входите.

В кабинете врача не было ничего особенного, все, как у других: стол с двумя стульями, шкаф с кучей медицинских карт.

– О ком вы хотели навести справки? – Алексей Борисович так и впился глазами в Рубанова. – Учтите, что касается медицинской этики…

– Я на нее не посягаю, – спокойно ответил Виталий. – Скажите мне только, вы хорошо помните такого пациента – Пальцева?

– Иван Васильевич? – На лице врача ясно читалось удивление. – Но почему вы спросили именно о нем? Старик, инвалид, не ходит…

– А что послужило причиной его инвалидности? – поинтересовался Рубанов. – И можно ли было этого избежать?

– Разумеется, – кивнул доктор с неохотой. – Началось все с безобидной грыжи позвоночника. Если вы не знаете, я скажу: грыжа – это не так безобидно, как все думают. Она может привести к неподвижности, если вовремя не сделать операцию.

– Тем не менее от операции он отказался, – вставил журналист.

Петров кивнул:

– Верно. И сейчас мы имеем то, что имеем.

– Скажите, – Виталий понизил голос, – вы уверены, что он совершенно не может ходить?

– Ну конечно, если вы его видели, – усмехнулся врач. – Постойте, вы намекаете, что он симулирует? Но зачем? Представьте себя на его месте. Вы бы отказались добровольно от возможности ходить? Люди, лишившиеся этого, готовы на все, лишь бы встать на ноги.

– А если человеку необходимо обманывать других для каких-то своих целей? – спросил Рубанов, приблизив к врачу разгоряченное лицо.

– То есть вы в чем-то его подозреваете… – Доктор кинул на собеседника изумленный взгляд. – Да нет, исключено. Хотя постойте… В последний раз, когда я ощупывал его икры, заметил, что они хорошо развиты для человека, который давно прикован к инвалидному креслу. Но учтите, это только мое предположение. Возможно, специалист…

– Мне достаточно вашего предположения. – Виталий улыбнулся и скрылся за дверью, оставив Петрова в недоумении стоять посреди кабинета.

Выйдя на улицу, молодой человек посмотрел на часы. Вскоре в школе Борового должен был начаться Урок мужества, на котором выступит старый ветеран. Узнав у прохожего, бежавшего по своим делам, как пройти к школе, журналист поспешил туда, размышляя о том, что услышал. Он подумал, что сообщения врача явно мало, чтобы предъявить Пальцеву обвинение, и без помощи его невестки Варвары никак не обойтись. Допустим, Иван Васильевич может ходить. Но тогда в день убийства Пахомова ему нужно было отлучиться на долгое время. Это не могло ускользнуть от Варвары. Решено. После окончания выступления Борового он вернется в дом Пальцевых и поговорит с женщиной. Молодой человек был уверен: Варвара ненавидит свекра – кому понравится такое обращение? И она ничего не станет скрывать. Тогда можно будет предъявить обвинение. В размышлениях журналист не заметил, как подошел к двухэтажному зданию, явно не новому, построенному еще в советское время, когда все школы строились по одному плану и были похожи как две капли воды: с большими окнами, со спортплощадкой и маленьким плацем для линеек. У входа в вестибюль стоял стройный директор в черных брюках и белой рубашке и, увидев дорогого гостя, выступил вперед и пожал молодому человеку руку.

– Дедушка уже на месте, – он кивнул в сторону невысокого старичка с большой лысиной, окруженной венчиком седых волос. – Любит он такие мероприятия. Впрочем, можно понять. Без них его жизнь замрет. Вы, наверное, представляете, что такое работа в школе, – он усмехнулся. – Это я к тому, что меня нет целый день.

– Да, я слышал. – Виталий направился к Боровому-старшему. Старик, увидев журналиста, встал и растянул в улыбке коричневые губы:

– Вы, как я понял, журналист? Внук о вас много рассказывал.

– И большое ему спасибо, что не забывает. – Рубанов крепко стиснул вялую ладонь. – Мне скучно в чужих краях.

– Я вас очень хорошо понимаю. – Старик крякнул. – Если бы в мои годы принимали на работу, я бы устроился кем угодно. Сидеть дома без дела – ничего не может быть хуже. – Он хотел еще что-то добавить, но тут прозвенел звонок, и подоспевший Петр Семенович взял обоих за локти.

– Пойдемте в зал. Дети уже ждут.

От Виталия не ускользнуло, что Николай Дмитриевич приосанился и сразу будто стал моложе. Он бодро зашагал в зал и, только оказавшись на пороге, получил порцию аплодисментов. Внук уже успел добежать до сцены и объявить: