Медальон Таньки-пулеметчицы

Татьяна сидела в одиночной камере, похудевшая от беспокойства. Она написала прошения во все инстанции и со дня на день ожидала ответа. Впервые за тридцать лет в ее душу снова проник животный страх и всколыхнулось желание жить. Она до сих пор отказывалась понимать, почему ей вынесли такой суровый приговор. Почему ни один судья не вошел в ее положение, положение девятнадцатилетней девчонки, которой просто хотелось жить? Прокурор в обвинительной речи сделал из нее монстра, маньячку, а она просто несчастная женщина. Несправедливо, что ее приговорили к расстрелу. Потом ее мысли обратились к семье. Интересно, знают ли они о суровом решении суда? Жалеют ли ее хоть немного? Что ни говори, а Якову не в чем упрекнуть жену за тридцать с лишним лет семейной жизни. Она никогда не смотрела на чужих мужчин, трудилась в поте лица, даже после пятидесяти пяти не вышла на пенсию, дочкам была хорошей матерью, а внучке – хорошей бабушкой. Интересно, что они скажут ребенку? Скорее всего, что бабушка умерла, и будут недалеки от истины. Она действительно умерла для них, какой бы ни был приговор. Потом ее мысли переключились на братьев. Для них она тоже мертва. Они, ярые коммунисты, никогда не поймут, как она могла сделать то, что сделала. Татьяна постаралась воскресить в памяти лица тех, кого лишила жизни, но у нее опять ничего не получилось. К ней никогда не приходили мертвые, даже взывать об отмщении.

Когда дверь камеры с лязгом распахнулась и вошел молодой сержант с едва пробивающимися усами, она лениво повернула голову:

– Что случилось?

– Вас переводят в другую тюрьму, – быстро сказал он, стараясь не смотреть на заключенную. Татьяна не удивилась, даже обрадовалась:

– Это связано с моим прошением?

Он снова отвел глаза:

– Скорее всего.

Женщина быстро накинула плащ:

– Я готова.

За дверью ее ожидал еще один сержант, постарше, с суровым лицом. Они повели ее по коридорам, узким и длинным, и она поразилась, как долго они идут в тюремный двор, где обычно ожидала машина. И лишь когда они вышли в пустынный коридор без решеток и камер, со стенами, окрашенными в темно-коричневый цвет, она все поняла.

– Подождите. – Женщина начала оборачиваться к конвоирам, и из ее сжатого кулака что-то выпало и покатилось по полу, словно послужив сигналом для выстрела. Когда карательница упала, сержант наклонился и поднял нечто круглое, похоже, золотое, и спрятал в карман.

Глава 62

Новоозерск, наши дни