Медальон Таньки-пулеметчицы

– Да, страшно, – согласился профессор, потирая подбородок. – Так что, умоляю, не смотри на нее как на жертву, пытаясь хоть что-то понять и как-то оправдать. Перед тобой сидит убийца без стыда и совести. Впрочем, не исключаю: если бы пулемет дали ей в руки мы, она бы лихо строчила по немцам. Однако пулемет ей дали именно немцы. Я надеюсь, что суд вынесет справедливый приговор.

– Да, – ответил Власенко, помрачнев. – Я тоже искренне на это надеюсь.

Глава 59

Гомель, 1978-й

Яков Гольдштейн, проведя три дня и три ночи без сна, в глубоком раздумье, решил наконец все рассказать дочерям и зятьям и пригласил их после работы к себе. До этого он довольно правдоподобно лгал, что мать вдруг отправили в командировку на фабрику в Минск, но ведь она не могла находиться там вечно, кроме того, следовало поговорить, как жить дальше, а значит, тянуть не имело никакого смысла. Две дочери, Анна и Мария, со своими мужьями Григорием и Леонидом, пришли к отцу в назначенное время и, слушая его сбивчивый рассказ, прерываемый судорожными всхлипами, не верили своим ушам. Но отец был настойчив, убедителен, и, немного оправившись от шока, семья решила как можно скорее уехать подальше, чтобы начать жизнь заново.

Проводив детей, Яков достал огромный старый чемодан с антресолей, сел на диван и задумался. Последний раз они с женой брали его в поездку на море, в профсоюзный санаторий в Гаграх. Татьяна никогда не видела море и радовалась, как ребенок, каждой волне, каждой ракушке, которую гостеприимное море выкидывало на каменистый берег, как сувенир. Он вспомнил ее улыбку, такую добрую, открытую, вспомнил ее ласковые руки и, уронив голову на жесткий подлокотник дивана, заплакал скупо, по-мужски.

Глава 60

Брянск, 1978-й

Татьяну перевезли в Брянск, в большую тюрьму, и Власенко продолжал приходить туда, чтобы снимать показания. Женщина изливала душу, пусть даже следователю, в котором неожиданно нашла благодарного слушателя, надеясь на мягкий приговор.

– Вы вот спросили меня давеча, не жалею ли я о том, что было, – сказала она и, положив подбородок на сплетенные руки, ответила: – Жалею лишь об одном – после отсидки придется менять место жительства. Годков бы с десяток сбросить – и это нестрашно. А мне уже под шестьдесят. Как кошка, к квартире привыкла, к работе, к коллегам. Одно лишь утешает – везде люди живут. Как-нибудь приспособлюсь.

Она старательно обходила тему семьи, и однажды Андрей Николаевич сам заговорил с ней о родных.

– Ваш муж, дочери, внучка и зятья уехали из города.