– «Не скоро схватятся», – передразнил солдат. – Да не успеем мы оглянуться – нас прошьет пулеметная очередь. Я никуда не пойду. – Федорчук отвернулся, всем видом показывая, что не желает продолжать разговор. Татьяна развернула его к себе:
– Да ты в своем уме? Ты хочешь спокойно и тихо сидеть и дожидаться смерти? Вспомни, что случилось три дня назад. Нас будут расстреливать, как тех пятерых, – она прерывисто задышала.
– Я понимаю, что смерть настигнет меня рано или поздно, – вздохнул Николай. – Пусть лучше поздно.
– Коля, не будь дураком. – Она еще крепче прижалась к нему. – Вместо могилы, безымянной могилы в дремучем лесу, я предлагаю тебе свободу и… – Таня сделала паузу, – и себя. Поверь, я вытащу тебя из фашистских силков.
Николай провел рукой по влажному от росы лбу.
– Как вытащишь? – проговорил он хрипло. Таня сжала его локоть с неженской силой.
– Я сдюжу, все выдержу, – твердо бросила она. – Верь мне.
Что-то в ее словах заставило его поверить.
– Дай мне время подумать, – попросил Николай, и Таня по его интонации поняла: ее друг сдается. Еще немного надавить, еще чуток…
– Сколько ты будешь думать?
– До завтрашнего утра. – Федорчук уселся поудобнее и закрыл глаза. – А пока дай мне поспать.
Таня кивнула, потирая округлый подбородок:
– Хорошо, Коля, до завтра я подожду. Но учти: если утром ты не примешь никакого решения – останешься здесь.
Он ничего не ответил, однако девушка почему-то была уверена: завтра они покинут лагерь вместе. И ее чутье, ставшее сродни звериному, не обмануло. Федорчук разбудил ее в полночь. Его толстые губы тряслись, чуб, намокнув от пота, свисал грязной сосулькой.
– Ходят слухи, немцы расстреляют на рассвете еще пятерых, – шепнул он ей на ухо, обдавая неприятным запахом. – Я готов уходить прямо сейчас.
Таня поднялась с импровизированного неудобного матраса, сделанного из сухой травы и хвороста, и огляделась по сторонам. Тишина, казалось, резала барабанные перепонки. Ни голосов, ни шагов охранников не было слышно. Бедные изможденные люди спали, кто тревожно всхлипывая во сне, кто что-то бормоча, наверное, прощаясь с родными и близкими.
– Кажется, наш час настал. – Она раздвинула ряды проволоки, разодрав ладони до крови, и вылезла наружу. Федорчук последовал за ней. Девушка схватила его за руку, сразу измазав горячей вязкой жидкостью:
– Скорее, скорее.