Медбрат Коростоянов (библия материалиста)

– Нет, пожалуй, так не годится, – Благоуханный замолчал, брови его поползли к переносице, как два белесых уставших червяка, благодетель мой о чем-то размышлял и размышлял напряжено. – Знаете, что? Давайте поступим следующим образом. Послезавтра в указанном вами месте. Вы успеете добраться?

Я кивнул. Нищему пожар не страшен, а голому пояс не нужен.

– Отлично. Я предварительно позвоню. Скажем, назначу встречу на десять вечера. Лучше, чтобы уже стемнело, он не любит быть на виду. Захочет, придет. Не захочет, не обессудьте.

– Как я узнаю вашего человека? – спросил я по существу, отбросив ненужные экивоки.

– Никак. Он узнает вас. Поверьте. Это все, что я в силах для вас сделать. И для себя, – Благоуханный понуро опустил седую голову, уставился на неписанные узоры столешницы. – Не подумайте, будто я верю в грехи и в их искупление. Но я знаю также, что есть вещи, которые нельзя пускать на самотек. Вы многое скрыли от меня. Не возражайте, это не имеет значения. Я не хотел вникать тогда, не хочу этого и сейчас.

– Почему? – я, конечно, нашел, что спросить, но вот же, зараза! Ничего другого родить не смог.

Благоуханный оторвался взглядом от своего отражения в лакированной поверхности стола. Усмехнулся или его перекосило от внутренней судороги – не скажу точно:

– Вы все-таки не задали мне один вопрос, на ваш взгляд, видимо, второстепенный. Что было еще дальше, после того, как я увидел тень? Вам показалось это неинтересным. В самом деле, зачем? Вам главное было узнать, правда или вымысел. Но иногда первостепенные детали не так важны, как именно второстепенные.

– Хорошо, – согласился я. И впрямь, с моей стороны это вышло некоторым эгоистическим упущением. – Что было еще дальше, после того, как вы увидели тень?

– То-то и оно. Я плохо помню. Меня словно бы тайфун вынес из кабинета. Говорили, я летел по служебному коридору и вопил в голос. Еле откачали валерьянкой. И не вернулся, пока Ксюшу не увели родители. Больше я никогда с ней не встречался. Х…вый вышел из меня дневник! – неожиданно благовоспитанный Александр Васильевич употребил непечатное выражение. И еще многое добавил. Приводить дословно, однако, не стану. Сами знаете, что люди извергают из себя в сердцах.

Я постарался перевести разговор. Тоже выступил как своего рода стрелочник:

– А почему приемные родители, в конце концов, не забрали Ксюшу назад? Если они так самозабвенно ее любили? Не столь сильно как Родину, но все же? Ведь потом стало можно. Или стало ненужно?

– Зря вы изгаляетесь, молодой человек, – попрекнул меня Благоуханный, но как-то вяло. Видно было, ему не совсем хотелось об этом говорить, да вот, пришлось. – Не забрали, потому что не смогли. Потому что, их убили. Недалеко от здания советского посольства, в декабре девяносто первого. Официальная версия: ограбление. Но ходили такие слухи, будто Ксюшин отец отказался участвовать в махинациях новой власти. Касательно резервных средств бывшего КГБ, валютных фондов, которые он то ли переправлял, то ли опекал, но, в общем, не захотел за здорово живешь отдать этим сраным демократам. Да его бы все равно убрали, рано или поздно. Кремень был мужик, со шпаной никогда не знался… Вы довольны?

– Не пересказать как. Извините, – я поднялся со своего стула. Сколько можно трепать последние нервы занятому человеку? И стыдно мне было. За то, что я думал прежде о Ксюшиных приемных родителях. За то, что судил огульно. За то, что ничего по-настоящему путного не сделал в жизни, а как страус головой в песок. Кто ничего значительного не совершил, тот ни в чем и не ошибся, это было про меня. Благоуханный имел все основания наплевать мне в морду, мое счастье, если воспитание и выдержка ему не позволили. – Я, пожалуй, пойду. И я, наверное, дурак набитый. Если не сказать еще хлеще.

– Ничего, ничего, – заботливо поддержал меня Благоуханный. – Но одну минуточку. Мы не договорились о месте встречи. Так что передать?

Мне ничего другого не оставалось. И я назначил рандеву все у того же памятника Ломоносову перед главным зданием московского университета. Это было единственное, что пришло мне наспех в голову.

Я не стал ждать. Ни вечера, ни утра. Укатил с первой же подвернувшейся электричкой, бежавшей в сторону Москвы. Не в диковинку добираться «на собаках», богатый опыт со студенческих лет, и всего дешевле. Пара-тройка пересадок, а там, глядишь, опять Курский вокзал. Венечка Ерофеев позавидовал бы из гроба.