Медбрат Коростоянов (библия материалиста)

Тень была со мной. Ехала рядом и многозначительно молчала. В моей голове. А я думал. О ней и о Зеркальной Ксюше. Неспроста. Ох, все это неспроста. Получалось, я теперь понимал и представлял о ней больше Благоуханного. Почему? Потому что, я вспомнил. Нетрудно это было, потому что я не хотел забыть. Напротив, маялся про себя не один день, не находя разрешения загадки, или задачки, в ответе. Та роковая, поворотная ночь: провокация и затем изгнание с позором самих громил-провокаторов, – ночь моей не воплотившейся любви. И еще. «Верни на место. Немедленно». Так Мотя повелел хранителю-ангелу за его правым плечом. И ведь бритоголовые клоны именно что неслись по служебному коридору и вопили, что есть мочи. Дежавю? Вряд ли. И вряд ли Благоуханный мог читать мои сокровенные мысли или ясновидеть на расстоянии. Он психиатр, а не «дипломированный колдун с гарантией сто процентов».

Что если, это был никакой не гипноз? Что если, прав оказался все же я? Что если, со временем Зеркальная Ксюша поборола свой страх и научилась властвовать над стихийной природой собственного творения? И ведь Мао о чем-то подобном подозревал. «Что бы я с ней делал, если бы не Мотя?». Его слова. Маленький разноглазый филин, стало быть, представлял собой повелителя тихого ангела и ее тени? Вот сволота! Выругался я безотносительно к Моте, а всего лишь на путающую прямые дороги хитрюгу-жизнь. Какого вообще бешенного мерина, которому семь верст не крюк, поперся я в город-Орел-герой? Алеша Противу-попович, да еще с картонным мечом. Тот же Мотя предупреждал – не надо вам никуда ехать. Но, с другой стороны, тот же Мотя не пожелал мне ничего разъяснять. Не твое, мол, дело. Вот только, нужны ли мне были эти самые разъяснения? И дорого обошлась попытка их заполучить. Я кривил душой. Нужны. Еще как нужны были. Слишком долго прожил, просуществовал я страусом. А хотел стать орлом, и город для этого перерождения выбрал соответствующий. Поеду, решился я. Поеду в самую Москву, тень там или не тень, братки не братки, встречусь, чем черт не шутит. Может, и с самим чертом. Или с его доверенным на побегушках.

В Москве мне опять предстояло провести ночь. Где? По этому поводу раздумий не возникло. Ноги сами привели в знакомую кафешку. Я присел, поискал глазами. Меж хлипких, взыскующих к долгожданному покою на свалке, разномастных столиков, сновала другая официанточка. Не Катя, но уж, наверняка, горгулья. Такая бутерброда не подаст, такой самой прорва чаевых угождений нужна только на пергидроль. Да и синий туман с ней. Адрес был известен, метро – вот оно, под боком, нырнул и нет меня. Станция Выхино, закрываемся, добро пожаловать на выход! Я отчего-то ощущал уверенность – Катя обрадуется мне. Два дня прошло, не могла же она успеть за столь короткий срок выкинуть своего залетного бродягу-гостя из сердца вон. Ну, хорошо. Пусть не из сердца, пусть из мыслей, но уж очень скоро. Я мало на что годился, в плане развернутых бытовых перспектив, но, кажется, ее вполне устраивала единственно моя компания. Я честно пообещал себе непременно вместе выпить и закусить, даже потратиться на фирменную водочную бутылку, – она и больше заслужила, но больше не было, – и все прочие утехи посулил тоже, хоть вдоль и поперек по Камасутре. Потому что, дружественный к тебе приют – великое везение во всякие времена, и никак этим нельзя пробросаться. И еще – мелькнула предательская мысль, – вдруг, и напоследок? Тьфу, тьфу, чур меня!

Дома никого не было. В полпервого ночи. А трезвонил я в дверь куда как настойчиво. Может, ушла с подружками. Может, еще где-то прирабатывает в вечернюю смену. За компанию с товаркой, к примеру, уборщицей в «Рамсторе». Я решил обождать, и, предусмотрев всякий случай, за неимением гербовой, намалевал мизинцем на обороте командировочной бумаженции-бланка короткую записку, растерев в порошок пепел от «беломорины». Вышло коряво, но разборчиво. «Я на лавке во дворе твой Ф». И сел ожидать у воняющей собачьей мочой, разоренной песочницы. Думал, с полчаса поошиваюсь, если нет, то как-нибудь освоюсь с ночлегом бомжа, поблизости приглядел детский домик-горку, авось, не попрут. А там, или Катя вернется, – вернется же она когда-нибудь, – или с утра найду другое временное пристанище, на том же вокзале умою рожу, и до условленного срока Х продержусь худо-бедно. Не зима и не всемирный потоп, перекантуюсь, будто привыкать!

Не прошло, однако, и целой четверти часа, как меня окликнули. Резко, звеняще, испугано.

– Эй! ФЭ – это ты, что ли?

– Я! – обернулся. В неплотной темноте разглядел фигуру. Распущенные волосы, халат и шлепанцы. Фигура была женская.

Подошел поближе. Кажется, жиличка-соседка Лялька, которая должна была пятихатку за квартиру. На общей фотографии посередине.

– Извините, не знал, что вы дома, – из вежливости сказал, хуже не будет. Если сидела без света, вдруг с хахалем, а тут чужой мужик, да еще записки пишет не пойми кому. Твой Ф.