Эта женщина подошла ко мне прямо на центральной (и единственной) площади нашего города. Коротко спросила, я ли я на самом деле? Да, с кем имею честь. Она представилась. Лидия Владимировна…, фамилию я уже не расслышал. Меня словно пришибло снежной лавиной, и на минуту я совсем оглох. Я сразу понял, кто она и зачем. В нашей семье не афишировали факта, что Глафира мне не родная сестра, мы вообще не говорили об этом, но Лара все равно знала, ведь не столица Москва, крошечный южнорусский поселок, волей-неволей, кто-то обмолвится, кто-то нарочно подденет. Нам с сестрой это было безразлично, мы как-то не придавали значения, и кажется, не понимали точного смысла слова «родня». Родная была бабушка Ульяна, хотя и была не настоящая родственница, родным был крестный дядя Ваня и жена его, тетя Ирина, и много, много кто еще. Так какая разница, чья у кого кровь? Но появление этой женщины… Очень дряхлой на вид, хотя ей было едва ли больше шестидесяти пяти, сильно потрепанной, чтобы не сказать, потасканной, если это понятие применимо к старухе. Претенциозная, серая шляпа с огромными, гнутыми набок полями, шерстяная сумочка-сак с закрашенными тщательно пятнами. Все на ней было какое-то ветхое, старательно залатанное, и будто бы с чужого плеча. Хитрый, птичий взгляд, и в то же время заячий, когда никто не смотрел на нее в упор. Она совсем ничего не спросила о моих родителях, ни о папе, ни о маме, тут уж бог ей судья. Лидия Владимировна хотела повидать Глафиру: если можно, поймите меня, я же мать, я столько лет, когда тот человек умер, я уже собралась, к вам, но тут война, я же из переселенцев, из обмененных пленных гражданских, мне бы не дали право на проезд. Я не стал ей говорить, что война уже пять лет, как кончилась. Я вообще не хотел говорить с ней. Не потому, что возненавидел вдруг. Я всего-то вспомнил одно наставление своего отца, которое он произносил для меня очень часто, и очень верно. Он повторял в сомнительных ситуациях, когда я не знал, какое самостоятельное принять решение: «Сынок, не бойся совершить ошибку. Бойся потом свалить ответственность за нее на другого». Вот и мне показалось тогда, что эта женщина прибыла именно следом за своим желанием. Свалить ответственность за свою неудавшуюся судьбу на меня или Глафиру, или на моего покойного отца. Но нет. Я ошибся. Именно тогда я понял, когда старуха нежданно для меня заплакала. Мне стало ее жаль. Но чем я мог помочь? Я сказал ей об этом прямо. Глафира Феликсовна, военврач первого ранга, находится в данный момент в российской восточной оккупационной зоне, вместе со своим мужем, бригадным генералом Погодиным, женой которого она является последние …цать лет. Потому проехать к ней никак невозможно, даже мне не под силу достать пропуск, но пусть она напишет, электронный адрес я дам. Лидия Владимировна опять заплакала, но уже не тихо и жалобно, а навзрыд. Я успокоил ее, как мог. Хотел отвести к себе в дом, в наш старый дом, как всегда полный народу, или в гостиницу или в свой кабинет мэра, куда она сама захочет. Лидия Владимировна отказалась, только адрес, больше ничего не надо, ей слишком тошно и стыдно оставаться здесь. Так завершилась первая из встреч. Уже тогда у меня мелькнула мысль, что надо бы достать откровения отца и посмотреть. Однако за текущими делами было никак. Пока не случился второй из визитов, на сей раз официальный.
