Медбрат Коростоянов (библия материалиста)

Ждать пришлось долго. И это как раз было счастье. Потому что Благоуханного, внемля моей слезной просьбе, пошли искать. И пожалуйста! И на здоровье! Главное в полученной предварительной информации – ура, Александр Васильевич пребывал где-то на территории. Не в турциях и египтах, не на Канарах и Мальорках, но «где-то на территории»! Благословенна будь специализированная больница и прилегающая к ней земельная собственность! Ждал я минут десять. После чего меня попросили перезвонить через полчаса. Будет, обязательно будет – а как же, сообщили, что из Москвы. Я прогулялся по площади, съел пирожок с картошкой и яйцом, выпил полбутылки квасу – горло ничего, миролюбиво приняло прохладный освежающий продукт. Жизнь и впрямь налаживалась.

Через полчаса, я позвонил, минута в минуту, Благоуханный подошел к телефону. Я, коротко и не вдаваясь преждевременно в подробности, изложил, как в том наставлял меня Спицын, цель своего внезапного приезда. Так и так, мол, от Виталия Петровича, помните такого? Еще бы не помнил. Медбрат Коростоянов, вы помогли мне однажды с устройством на работу, помните тоже? Вот это неожиданно. Да нет, работа не нужна. Я все там же и занят все тем же. Нужен совет. Высококлассного специалиста. Официально? Ну, скажем, полуофициально. Да, мое собственное начальство в курсе. И командировка имеется. Правда, в институт им. Сербского, но там мало поспособствовали. Виталий Петрович, по старой памяти, подкинул ваш номерок. Все равно, лучше вас, Александр Васильевич, никого нет. В чем проблема? Ну, это совсем не по телефону. Во-первых, долго и не обстоятельно. Во-вторых, все же у вас передовые методики, хоть бы краешком глаза увидать. Бедный родственник к богатому соседу, уж не обессудьте. Завтра? Прямо с утра? Спасибочки.

Да уж, спасибочки за все. А до завтра куда мне деваться? Впрочем, Благоуханный был в том не виноват. Он ничего не знал о моем положении, а я по понятным причинам, не имел в виду его просвещать. К тому же рабочий день близился неуклонно к закату, пока я доберусь на окраину города, пока то, да се, разговор мог бы не получиться. В моем положении это было бы хуже некуда. Некуда хуже оборванного, скомканного разговора, решающего жребий на жизнь и смерть.

Я мог бы, конечно, потратиться на дешевую гостиницу, ведь и собака порой нуждается в конуре. Но в том-то и беда, на любом самом захудалом постоялом дворе, пусть это даже провинциальный Дом Колхозника, требовался паспорт гражданина и дееспособного лица. А это значило – засветиться тут же на месте, как метеору, вошедшему в плотный слой атмосферы, или как американскому шпиону, в советскую эпоху заговорившему на родном сленге в центре Арзамаса-16. Я не знал наперед возможностей Николая Ивановича Ваворока, но представлял себе, что они весьма велики. И еще представлял безоглядную продажность нашей родной неподкупной милиции. Один звоночек туда, другой сюда, обещанное вознаграждение. Кто первый найдет, того и тапки. Ты, Зиночка, сообщи, если появится, и сменщице передай. И так, по городам и весям. От Владивостока до Калининграда, были бы соответствующие связи, а у «мертвой» мумии тролля они были, к болгарской труженице Ванге не ходи. Потому что Ваворок искал со смыслом, не абы что, но нечто нужное ему до зарезу, до лихорадочной рвоты, до синюшного окоченения. Все средства выходили ему хороши. И если я не найду свое первым! То вторым не найдут уже меня. Но было еще одно соображение. В своих потугах, похоже, мумия тролля хотя и представляла приблизительно, что она ищет, однако куда менее представляла где? Или у кого? Поэтому наводить на след Благоуханного ни в коем случае было нельзя. Что мне оставалось? Ночь на вокзале? Исключено. Орел не Москва, и даже не Сочи. Тут по ночам не шастают. Предъявлять свой документ в отделении милиции, слуга покорный! Лучше сразу сдаться Вавороку. Я прикинул еще парочку безнадежных вариантов. От повторного издания выхинской Кати – абсурд по той же теории вероятностей, – до подкупа какого-нибудь не слишком одиозного дворника на предмет временного пристанища – но талантов Остапа Бендера я, к сожалению, за собой не замечал. Не придя ни к какому благоразумному решению, я пошел пока что наугад бродить по городу и размышлять. На тему. А тема была не одна.