Меделень

- Дети, вы не спите? - спросила во второй раз госпожа Деляну с противоположной стороны коридора.

- Моника, скажи, что мы спим; тебе она поверит.

- ...Еще нет, tante Алис.

- Спокойной ночи, Моника. А я ведь слышу твой голос, Ольгуца!

- Клянусь... Ну, Ольгуца! - начал Дэнуц шепотом.

- Подожди, я сейчас придумаю!.. что у меня сделаются колики.

- ...сделаются колики...

- Ольгуца, это не клятва, а проклятие! - испугалась Моника.

- Да? Отлично. Повторяй за мной... Что я сказала?

- Что у меня сделаются колики... - поморщился Дэнуц.

- ...и что я пролежу в постели все каникулы...

- ...и что я пролежу в постели все каникулы...

- ...и доктор посадит меня на диету...

- ...и доктор посадит меня на диету... - забеспокоился Дэнуц.

- ...без сладкого...

- ...без сладкого... - горько вздохнул он.

- ...если я скажу кому-нибудь...

- ...если я скажу кому-нибудь...

- ...о том, что мне покажет...

- ...о том, что мне покажет...

- ...Ольгуца...

- ...Ольгуца...

- Аминь!

- Не забудь!.. А теперь возьми назад ружье.

- Почему, Ольгуца?

- Это детское ружье! Мне оно не нужно!

- Я не возьму. Я тебе его дал.

- Тогда я оставлю его для Моники... Ты положишь его куклам в кровать. Слышишь, Моника?

...Белые пилигримы лунных дорожек на ковре, трое босых детей в длинных ночных рубашках, один с белокурыми косами, двое других - темноволосые, пировали вокруг банки с вареньем.

И все трое ели одной ложкой, под присмотром одной и той же бабушки, варенье одних и тех же великанов - сидя на полу, на ковре.

II

БЕЛЫЙ ДОМИК И КРАСНОЕ ПЛАТЬЕ

Старший конюх дед Георге жил во дворе барского дома. У него в горнице был высокий, чисто выбеленный потолок, застланная покрывалом постель, окна, величиной с самую большую икону деревенской церкви. Еду приносила ему Аника с господского стола.

Но у деда Георге было и собственное хозяйство. Домик, стоявший на самом краю деревни, рядом с усадьбой, принадлежал деду Георге.

- И на что тебе дом, дедушка Георге?.. Детей у тебя нет; матушка Аника - упокой, Господи, ее душу - давно уже на том свете; лошади твои здесь; тут же и я, и Ольгуца, - ласково укоряла его госпожа Деляну. - Зачем тебе лишние заботы?

Дед Георге в ответ только морщил лоб, хитро улыбаясь маленькими глазками.

- Пусть будет... Деду лучше известно зачем...

Позади дома, вверх по склону тянулся фруктовый сад со сливами и вишнями, что весной спускаются с синего неба в душистых своих одеждах; чуть пониже простиралось поле, где каждый год всходила пшеница, словно светлое воскресение в церкви.

- Дед Георге, у тебя же сил нет. Я пошлю людей, они вспашут тебе поле.

- Боже сохрани, голубушка барыня! Да поможет вам Господь! Дайте мне волов да плуг.

В дом к деду Георге приходили только священник по большим праздникам, односельчане, если нужен был поместительный дом для свадьбы, и Ольгуца - в любое время. Правда, Ольгуца никогда не являлась без приглашения, но это не значило, что приходила она редко.

Собаки у деда Георге не было. "Зачем? Живу я у господ, кто за ней смотреть будет?" На крыше дома располагалось гнездо аиста.

- У деда сердце доброе, - объясняли деревенские жители эту любовь аиста к дому, в котором большей частью никто не жил.

Видимо, по той же причине и злоумышленники не заглядывали в дом ветерана семьдесят седьмого года, хотя во дворе и не было собаки.

* * *

- Мамочка, какой сегодня праздник?

- Сегодня?.. Нет никакого праздника! Что это тебе вдруг пришло в голову, Ольгуца?

- А я думала, что праздник, мамочка!

- Мамочка да мамочка! Очень ты меня сегодня любишь! Лучше скажи, что тебе от меня нужно?

- Мне??? Ничего!.. Я вот только хотела бы знать, идет ли Монике синее платье...

Напрасно госпожа Деляну всматривалась в глаза Ольгуцы. Глаза выдавали ее не больше, чем слова, потому что глаза у Ольгуцы...

- Моника, хочешь примерить синее платье?

- Конечно, хочет! - пояснила Ольгуца вспыхнувший на щеках у Моники румянец.

- Хочу, tante Алис, - подтвердила Моника слова Ольгуцы, радуясь, что не по ее вине исполняется ее желание.

Синее платье поджидало Монику с самого начала каникул. Госпожа Деляну сшила его сразу после приезда Моники, но она только примерила его. В то время Моника очень любила свое траурное платье, - не из чувства долга, а как воспоминание о бабушке.

Однажды Дэнуц, Ольгуца и Моника играли в "любимый цвет", - очередная выдумка Ольгуцы.

- Каким цветом ты бы хотел быть?.. Отвечай быстро, а то скажешь не то, и я рассержусь!

От неожиданности Дэнуц смутился. Ему такое и в голову не приходило! Что общего было у него с каким бы то ни было цветом?

- Синим, Ольгуца, - вдруг решился он, выведенный из затруднительного положения цветом неба.

- А почему ты бы хотел быть синим?

- Потому что это красиво.

- Да-а?!

- Конечно! - возмутился Дэнуц.

- Очень красиво?

- Очень красиво.

- Красивее всего?

- Красивее всего.

- Неправда! Красный цвет красивее всего, он очень красивый, самый красивый!

- А синий еще красивее!

- Ерунда! А как по-твоему, Моника?

- ...Я не знаю!

- Тогда назови тот же цвет, что и я, вот мы и будем правы! потребовала Ольгуца.