Меделень

Арапы хватают Ольгуцу. Ольгуца брыкается и строит рожи султану. Так! Хорошо!.. Арап поднимает секиру… Ольгуце становится страшно… И некому вступиться за нее, кроме ее брата Дэнуца… И вот, во главе войска, словно сам Михай Храбрый, появляется Дэнуц, убивает султана и арапов, — тюрбаны спасаются бегством, — и избавляет от смерти Ольгуцу и Монику. Ольгуца и Моника преклоняют колени и целуют ему руки. Он сажает их на свое седло и уезжает…

На дне Ивановой котомки оставался только сон…

— Ты спишь, Моника?

— Нет.

— И я не сплю.

Ольгуца подняла кверху ноги и похлопала ладонями по пяткам.

— Слышишь, Моника?

— Что?

— Я хлопаю себя по пяткам.

— Зачем?

— Просто так!.. И ты сделай так же…

— …

— Моника, что мы будем делать?

— Спать!

— Зачем?

— Так велела tante Алис.

— Ну и что! Разве ты спишь!

— Я стараюсь уснуть! — оправдывалась Моника.

— И не пытайся… Никто ни о чем не узнает! Мама спит.

— …

— Моника?

— Что?

— Ничего…

Ольгуца притворно зевнула… И принялась изучать белый потолок, считая неровности.

— Моника, ты бы хотела быть мухой?

— Мухой?

— Да, мухой! Я бы ужасно хотела… Я прогуливалась бы по потолку вниз головой…

— Я бы хотела вырасти большой, — мечтательно сказала Моника.

— И я, — постаралась не отстать от нее Ольгуца… — А что бы ты сделала, если бы стала большой?

— …Не знаю! — нерешительно сказала Моника.

— А я бы стала кучером… как дед Георге!.. И вывалила бы Плюшку из коляски.

— За что ты сердишься на Дэнуца?

— Я?.. Это он на меня сердится.

— Ты права! — согласилась Моника. — Он тебя побил; так не делают!

— Он меня побил? — спросила Ольгуца с угрозой в голосе.

— Да, сегодня утром!

— Ну, это положим!.. Если бы не мама, я бы ему показала!

— Ты умеешь драться, Ольгуца?

— А ты не умеешь?

— Нет.

— Я очень хорошо умею драться!

— И тебе нравится?

— Еще бы… Хочешь, покажу?

— Нет.

Они помолчали. Ольгуца вздохнула…

— Моника, почему ты не отрежешь себе косы?

— А зачем?.. Они нравились бабушке… она мне их заплетала.

— Да!.. Но они мешают драться. За них можно ухватиться.

— А зачем драться?

— Как зачем?

— И с кем драться?

— С Плюшкой… Нет, ты права! — спохватилась Ольгуца. — Я ему не позволю!

Ольгуца приподнялась на локте и стала болтать ногой.

— Моника, у тебя есть мускулы?

— Не знаю!

— А у меня есть! Вот смотри: я сгибаю ногу!.. Моника, я больше не буду спать!

Спрыгнув с кровати, она принялась скакать по комнате…

— Моника, — вдруг закричала она, как Колумб, когда он открыл Америку.

— Что? — испуганно вскочила Моника.

— Ничего! — быстро ответила Ольгуца, закрывая печную дверцу.

Она уселась на стул, прямо на платье Моники, и погрузилась в размышления…

— Послушай, Моника, я тебе открою один секрет.

— Хорошо.

— Не так! — тряхнула Ольгуца головой, усаживаясь на кровать Моники.

— Сначала поклянись, что никому не скажешь.

— Я и так никому не скажу! — возмутилась Моника.

— Не сердись! Я тебе верю. Но все равно ты должна поклясться!

— …

— Клянешься?

— Зачем мне клясться? Я и так никому не скажу, — заупрямилась Моника.

— Не хочешь?!

— Нет.

— Хорошо!

Ольгуца встала с кровати и принялась ходить по комнате, избегая Монику… Потом села на край постели.

— Ты обиделась, Моника? — ласково спросила Ольгуца.

— Нет! — смягчилась Моника… — Но почему ты мне не веришь?

— Тогда прошу тебя, поклянись!.. Пожалуйста, Моника: доставь мне удовольствие! Ну, давай, Моника!

— Ну, хорошо… клянусь!

— Вот видишь? Молодец!.. Чем клянешься?

— …

Окинув взглядом комнату, Ольгуца на миг задержалась на ночном столике. Моника заметила этот взгляд.

— Портретом бабушки? — спросила она, широко раскрыв глаза.

— Нет! Это нет! — сказала Ольгуца. — Поклянись своей куклой.

— Клянусь своей куклой Моникой… — быстро заговорила Моника…

— Что никому не скажу… — продолжила Ольгуца, отбивая такт указательным пальцем.

— …что никому не скажу… — повторила Моника, кивая головой.

— …то, что мне скажет Ольгуца.

— …то, что мне скажет Ольгуца.

— Подожди! — нахмурилась Ольгуца. — Повтори еще раз за мной!.. А если я скажу…

— А если я скажу… — с трудом повторила Моника, пожимая плечами.

— …то пусть умрет у меня кукла.

— …то пусть умрет у меня кукла. Ты кончила?

— Подожди, этого мало… Скажи еще раз!.. А если я скажу… ну, говори!

— …А если я скажу, — вздохнула Моника…

— …то пусть Ольгуца…

— …то пусть Ольгуца…

— …разобьет голову моей кукле Монике.

— …разобьет голову моей кукле Монике, — повторила Моника с возмущением.

— А теперь скажи «аминь»!

— …Аминь.

— Перекрестись.

— Перекрестилась.

— А теперь я открою тебе секрет!

Она молча улыбалась.

— Ну, говори, Ольгуца!

— Сейчас скажу! Погоди… Ну, давай скажу! Вставай и следуй за мной.

И она за руку подвела ее к печной дверце.

— Так никому не скажешь?.. — попыталась Ольгуца добиться от нее торжественного обещания.

— Ой! Ольгуца!

— Открой и загляни внутрь, — широким жестом пригласила Ольгуца.

— Это и есть секрет?

В прохладном сумраке печи стояли две банки с вареньем, закрытые белой бумагой.

— Что? Может, тебе не нравится?.. Смотри не проговорись, Моника! — погрозила Ольгуца пальцем.

* * *

— Хорошо спали? — спросила госпожа Деляну, входя в комнату в сопровождении Профиры с подносом, на котором стояла вазочка с розовым вареньем.

Моника покраснела и опустила глаза.