— Очень жарко, мамочка! — оправдывалась Ольгуца, размахивая руками.
— Она не давала тебе спать, Моника?
— В такую жару спать невозможно! — уклончиво отвечала Ольгуца, помешивая ложечкой варенье.
— У вас бессонница, сударыня?
— А что такое «бессонница», мама? — с подозрением отнеслась Ольгуца к новому слову, вежливому вопросу и сопровождавшей все это улыбке.
— Это не для тебя. Лучше скажи прямо, почему ты не спала?
— У меня не бывает бессонницы! Это у него бессонница! — запустила Ольгуца новым словом в дверь Дэнуца, который спал без задних ног…
Дверь бесшумно отворилась… Вошедшие ступали на цыпочках; скрипнули ботинки, послышался хорошо известный Дэнуцу звук «цц». Госпожа Деляну произносила «цц» (морща нос и резко вскидывая голову), когда волновалась по мелким или крупным причинам и старалась сдержать себя… Например, когда нитка не вдевалась в иголку, когда лампа коптила и никто этого не замечал, или когда плохо воспитанный гость ел брынзу ножом…
— Спит… Не шуми!
Профира ходила босиком так, словно на ней были сапоги: пол гудел под ее ногами… Дети прозвали ее «Святая святого Ильи».
— Тик-так, тик-так, тик-так… банг… — произнесли настенные часы, не обращая внимания на призыв к тишине.
Пробило половину пятого…
— Разбудить его?.. — колебалась госпожа Деляну, взвешивая опасность, которая угрожала ночному сну, и хорошие стороны послеобеденного сна.
Шторы поднялись тихо, совсем не так, как бывало, когда их открывал Дэнуц; поднялись осторожно, придерживаемые рукой госпожи Деляну; за окном было раскаленное от солнца небо и листья гигантской яблони.
Дэнуц с трудом сдерживал улыбку… Солнце проникало сквозь его опущенные веки, расцвечивая серые шелковые одежды едва закончившегося сна сотканными из света оранжевыми хризантемами…
Сон, как и болезнь, делал его неуязвимым и избалованным. Поэтому Дэнуц так любил болеть и лежать с закрытыми глазами после пробуждения.
Госпожа Деляну со вздохом опустилась на край постели… Ее присутствие наполнило ароматом комнату, — совсем другим, чем тот, который шел из сада…
«Она смотрит на меня… Ха-ха!.. Ку-ку, я здесь!» — мысленно восклицал Дэнуц, и эта мысль тайно билась в его теплом, наполненном счастьем теле.
Ресницы Дэнуца дрогнули, он моргнул…
— Вставай, лентяй!.. Вставай, соня! — уговаривала сына госпожа Деляну, отводя кудри с его лба.
Дэнуц потянулся и сладко зевнул, широко раскрыв глаза…
— Открой рот!.. Скорее, а то потечет мимо!
Полная ложка над стаканом с водой, в которой она отражалась, мягко вошла в открытый рот и с трудом вышла через сомкнувшиеся губы, — ложка была чисто вылизана… Госпожа Деляну обхватила рукой голову Дэнуца, приподняла ее, помогая ему, словно выздоравливающему, который недостаточно окреп для того, чтобы пить воду из стакана.
Дэнуц принимал как должное это вознаграждение за дневной сон.
Шелковая блузка маковым цветом окрасила летнюю неуемность Ольгуцы. Она поспешно затянула лаковый поясок, отделявший блузку от шотландской юбочки.
— Готово! — вздохнула она с облегчением, радуясь, что обогнала Монику.
— Подожди, Ольгуца, ты не надела чулки!
Глядя в зеркало через плечо, стоя на носках, Моника застегивала на спине пуговицы своего черного платья.
— Моника, ты не видела мои чулки? — крикнула Ольгуца, вне себя от ярости, ища чулки повсюду, даже под подушкой.
— Может быть, ты положила их на стул?
— Положить-то положила, но их нет! — швырнула Ольгуца подушку.
— А может быть, Профира взяла их, чтобы заштопать?
— Я ей покажу… Как это взяла?.. Я не позволю рыться в моих вещах!.. Я не маленькая!.. — пробурчала Ольгуца и бросилась на кровать.
— Я дам тебе пару чулок… Посмотри, годятся? — спросила Моника, кладя чулки у изголовья кровати.
— Ничего не хочу! Не возьму!.. Не встану, пока мне не дадут мои чулки!.. Вот они, Моника! Нашла…
Чулки висели на вешалке поверх шляп.
— Ты готова, Ольгуца?
— Сейчас!
Обеими ладонями она приглаживала волосы направо и налево от небрежно проведенного пробора.
— Посмотри! Так хорошо?
— Почему ты не причесываешься перед зеркалом, Ольгуца? — спросила Моника, поправляя ей пробор.
Ольгуца кротко подчинилась рукам Моники.
Закончив, Моника прижала волосы ей к вискам, на секунду задержав в руках хорошо причесанную голову, похожую на огромное, сильно поджаренное зерно цейлонского кофе… Ольгуца посмотрелась в зеркало.
— Ну-ка, поглядим, кто из нас выше?
— Как тебе идет красная блузка! Какая ты красивая, Ольгуца!
— А ты выше!.. Зато я крепче! — утешила себя Ольгуца, расправляя плечи и выпячивая грудь перед зеркалом…
— Поправь чулки, Ольгуца!
— Ничего, и так хорошо! Пошли!
У самой двери она вдруг повернулась, озаренная внезапной мыслью.
— Послушай, Моника, вот увидишь, сегодня случится что-нибудь особенное!
— Кто знает? — пожала плечами Моника, пальцем поправляя резинку от шляпы.
— А я тебе говорю! — уверяла ее Ольгуца.
— Хорошо, только что именно?
— Что-нибудь! — загадочно нахмурилась Ольгуца.
— А я разве могу помочь?
— Можешь!
— Я?!
— Конечно! — отчетливо произнесла Ольгуца, глядя ей прямо в глаза.
— Но что?
— Ты должна быть на моей стороне.
— Почему?
— Потому что ты мой друг.
— Конечно…
— Значит, обещаешь?