— Не беспокойтесь, мой дорогой друг. Совершенно очевидно, что Министр не откажет себе в удовольствии лицезреть мою кончину. Поэтому яд достаточно медленный, чтобы я дожил до его скорого приезда. Давайте немного пройдемся: я хочу подышать свежим воздухом, да и беседа не помешает.
И мы вышли на крытый балкон, опоясывающий снаружи третий этаж дворца. Шум пира в залах и дворике отсюда был слышен превосходно — кутили так, что никому в окрестностях не грозило уснуть. В дело как раз пошли фейерверки: не очень-то ярко смотрящиеся в краю вечного дневного света, но зато развлекающие гостей Наместника шумом.
Хорошо, что это сборище теперь хотя бы не было видно. Однако и снаружи дворца я наблюдал не самую приятную картину: толпа оборванцев поджидала, когда слуги начнут выносить объедки. В первые дни, когда о религиозном празднике еще помнили, беднякам даже доставалось какое-то нормальное угощение, но сейчас людям во дворце стало уже не до милосердных обычаев.
Наместник будто прочитал мою мысль. Он шел с трудом, опираясь на парапет, и так же тяжело говорил.
— Все мои гости позабыли о поводе для веселья, правда? Никто больше не выходит, чтобы угостить бедных, а ведь обычай-то святой. Но я понимаю. И тех, кто во дворце — и тех, кто под его стенами.
— Что же именно вы понимаете?
— Моим гостям не хочется уходить из дворца, хоть праздник давно закончился. Не хочется даже думать о чем-то за его пределами. Зачем?.. Что касается толпы, то ей для торжества вовсе не нужны церковные даты: день, в который переселенцам в Дорае бросили кость — уже праздник.
— Я не уверен, с какой стороны этих стен больше счастливых людей.
— А вы искали в Дорае счастье?
От саркастической улыбки глаза Наместника стали еще уже.
— Мне сказали, что в этом мире его больше негде искать.
— Ну что же_ Не знаю, мой друг, насколько вы счастливы — но уж точно больше всех прочих людей здесь. Вы не голодны, с одной стороны, а с другой — все еще чего-то желаете.
Наместник нечасто напоминал обо всем, что сделал для меня — но его, видимо, задело явно показанное желание скорее получить вожделенный документ. Слишком бестактное напоминание о скорой смерти.
— Я хотел бы задать вам один вопрос, Наместник.
— Задавайте хоть сотню, ведь для того вы и подле меня.
«И не забывайте об этом» — старик не произнес подобных слов, но явно подразумевал их. Что же, справедливо. Зачем в свите нужен писатель, если он не задает вопросов?
— Почему вы хотите дождаться Министра?
Мой собеседник остановился. Посмотрел мне в глаза. Выдержал паузу.
— Вы хотели спросить, почему я не желаю прекратить свои страдания, утратив надежду прожить больше недели? Почему не прочь дать врагу возможность насладиться тем печальным зрелищем, которое собой представляю?
— Нет, вы неверно поняли, я…
— Может быть, потому что мы оба уже однажды совершили самоубийство. И это, кстати, ответ на ваш вопрос. Не всем выпадает шанс прожить вторую жизнь, посему на этот раз я твердо настроен посмотреть прямо в глаза смерти. В конце концов, мы с вами уже имели возможность убедиться, что покончить с собой — не лучший выход. Этот шаг не привел нас ни к чему хорошему.
— Лично я ни о чем не сожалею, Наместник.
— А я сожалею. Хотя то, как я прекратил земную жизнь, и было принятым в моей культуре актом чести, а не проявлением малодушия. Кто же мог знать, что моя вера окажется ошибочной, как и все прочие верования в том мире? Именно поэтому я не люблю местных священников. Наверняка и они тоже ошибаются. Впрочем, не подумайте, будто я обвинил вас в малодушии. Про вас ведь говорили: вы ушли как бесстрашный человек, как воин.
— Да. С полным стаканом в руке.
— Ну вот. Возможно, поэтому вы со мной на балконе, а те люди — нет.
Большой вопрос, о каких людях он говорил в первую очередь: о голодных нищих прямо под нами или о безумно пирующих внутри. Пока я размышлял на эту тему, старик снова заговорил.
— Я подпишу ваши бумаги, когда придет время. Не беспокойтесь об этом. Уж что я умел всегда, и в прошлой жизни, и в нынешней — это держать слово. А пока. у меня для вас очередное задание.
Задание было таким же раздражающим, как обычно. Прихоти и капризы Наместника мне давно осточертели, но нищие не выбирают — я был не в том положении, чтобы как-то перечить.
Каждый, кто бежит в Дорай, рассчитывает незаметно пересечь границу, добраться до одного из крупных городов, затеряться в толпе. Большинству, разумеется, не удается — вот и мне тоже не повезло.
Конечно, Дорай и попавшимся в лапы миграционной полиции дает шанс. Все предельно просто: отслужи пять лет на границе — и после пользуйся всеми благами гражданства, которые сможешь обрести. Куда кривая мечты выведет. В моем случае пять лет превратились в десять — за попытку побега из лагеря для мигрантов.
А даже пять лет на границе выдерживают немногие, этого никто не пытался скрывать. И когда по невероятно счастливому стечению обстоятельств сам Наместник обратил на меня внимание, предложил своеобразную альтернативную службу… Тут только у полного идиота были бы какие-то сомнения.