МЕДИАНН №1, 2019

Праздник был религиозный, но в Дорае все верят настолько истово, что скоро перестают толком понимать, во что именно. Наверное, это и есть высшее проявление веры: того состояния, когда ты знаешь что-то, даже если ничего не знаешь. Достигший этой вершины уже не осознает, чему поклоняется, да ему такое осознание и не нужно.

Роскошный дворец из нежно-розового камня был увит плющом, в который повсюду вплели омелу, украшен гирляндами, ярко освещался — несмотря на то, что здесь все равно никогда не темнело. Для пущей красоты. Он буквально ломился от гостей. Наместник правил отдаленной, но богатой провинцией: полной знати, плантаторов, чиновников и прочего ворья.

В Дорае все делается по-крупному. Если пьют, то неделю. Если воруют — то уж целыми вагонами, ведь так куда безопаснее. Это мелких преступников просто вешают без разговоров. А такие, как собравшиеся при дворе Наместника, всегда чувствуют себя в безопасности.

Отвратительно, конечно. Но интересно. И многие хотели бы здесь оказаться.

— Выпейте с нами, выпейте!..

Это кричал мне плюгавый мужичок в увешанном орденами мундире, на коленях которого сидела роскошная блондинка. Я выпил, конечно, но только ради соблюдения приличий. Этот человек не вызывал у меня симпатии. Не стал бы с ним пить, кабы не мое положение.

Внутренний дворик уставили длинными столами, за которыми творилась сущая вакханалия. До того, как пустить себе пулю в голову и прервать жизнь на Земле, я успел повидать кое-какое веселье. Секс, наркотики и безумие, «Лето любви» и не менее жаркие зимы. Но все это не шло ни в какое сравнение с кутежом в дворце Наместника.

Правда, меня этот разгул и разврат уже совершенно не прельщали. Они вызывали отвращение. Но да: отвращение, странным образом притягивающее. Декаданс за чертой смерти. Казалось бы, падать ниже уже некуда? Ха. Всегда есть куда.

Большие акулы жирного и внешне благоустроенного мирка — мирка, что тянулся к Раю, опираясь на плечи тех, кому повезло еще меньше. Чиновники, магнаты, святоши, короли преступного мира, вожди прикормленных Дораем племен. Облепленные не желавшими их обнаженными женщинами, они вливали в себя вино, заедали деликатесами, затем смачно блевали. Слуги расторопно вытирали пол и их роскошные одежды, а потом подносили новые блюда и наполняли кубки.

Вот такой круг жизни в этом дворце. Лучшее, что Чистилище способно предложить.

— За здоровье Наместника!

Да уж, здоровье Наместнику сейчас пришлось бы впору.

Я отчетливо понимал: счастливых людей передо мной нет — несмотря на их самое высочайшее положение. Богачи за этими столами сходили с ума от того, что им уже нечего хотеть. Святоши, думаю, слишком много знали о своей вере — единственном костыле, на котором все «величие» Дорая еще как-то держалось. А дикарям с низа спирали плохо подходили их новенькие военные мундиры. Вожди водили туда-сюда стеклянными глазами, но врага рядом не находилось — а этим людям едва ли что-то, кроме крови, могло доставить удовольствие.

Хотя и насчет крови — не факт. Я пил с одним из них как-то. Он, покрасневший от алкоголя и уже неспособный подняться с софы, но крепко сжимающий оружие, говорил:

— Однажды утром я проснулся и первым делом пробил череп одному дураку. И вообще ничего не почувствовал! С тех пор я пью. Мне на все плевать. Здесь тоже рано или поздно умирают, так вот: не могу дождаться!..

Помню, я тогда поднял взгляд. Не к небу, которого здесь нет: прямо над нами, очень-очень высоко, виднелся Амадис. Блистательная столица Дорая. Мне тогда думалось — ну, может, хоть там все немного лучше? Смешно, конечно. Но я отвлекся от главного в моем рассказе.

Наместник был болен. Хотя это не совсем точное слово. Люди из его окружения говорили прямо: умирает. И сам старик тоже говорил прямо: отравлен.

Он не спустился тем вечером во двор, не почтил визитом ни одного пиршественного зала. Видимо, сделалось совсем дурно. Я был единственным человеком, кроме жены Наместника, которого в его покои сейчас могли пустить безо всяких вопросов. Все знали о моем особом положении.

— Мне неловко снова просить об этом, Наместник, но все же. принимая во внимание все обстоятельства.

— Желаете, чтобы я подписал ваши бумаги?

Даже кивать не требовалось. Разумеется, я просил именно об этом. Даже предположить не могу, в который раз.

Наместник чуть приподнялся на своем одре: до сих пор он по горло укрывался красиво расшитым пледом, а теперь обнажил грудь. Это был старый человек, в прошлой жизни — определенно откуда-то с Востока. С седыми волосами, собранными в тугой узел на макушке, низко свисающими седыми усами, глубокими морщинами — словно раны от клинка. И глаза у него были чуть узкие, как листовидный наконечник.

— Боитесь, что я умру, не успев подписать их?

Само собой, я этого боялся. И разумеется, ни за что не сказал бы такого вслух.

Наместник решил все-таки подняться с постели. Он медленно, с каждым движением преодолевая боль и слабость, укутался в плотный длинный халат — который одновременно напоминал и японские одежды, и что-то персидское или индийское.