МЕДИАНН №1, 2019

Невероятных усилий стоило Чиру подняться на ноги. Старик был от него в двух шагах. беззащитный, израненный. как и он сам. «Сжатие»! Вот сейчас! Крови столько, что можно весь мир поднять на воздух. Всего одна формула, и с этим будет покончено. Простая формула… Чир начал шептать. и остановился. Он понял, что не может этого сделать. Не может! Так вот что значит — перешагнуть через человека внутри себя. Взять и убить. Мой учитель! Перешагнуть через человека. Произнести формулу и уничтожить часть себя, убить того, которого я. того, который меня воспитал, который был мне вместо отца. Старый Маг. Перешагнуть. Да, он помнил, как был счастлив, изучая азы магии, как трепетало сердце, когда он постигал Неведомое, и рука старика вела через открытия и тайны, через ущелья теней и луга солнечных бликов к сладкому, желанному источнику Силы; как седой Маг излучал добрую улыбку, когда перед Чиром открывался Великий Путь. Перешагнуть через человека.

— Нет, — прошептал Чир одними губами. — Не сейчас. Когда-нибудь, но не сейчас. В другое время.

Погруженный в скорбь, в бездну своих страданий, не видя ничего вокруг, он прошел мимо ослепленного Мага, сворачивающего шею старому ворону; прошел меж зеленых смерчей, закручивающих в воронку Силы Четырех Стихий; окунулся в холодную дымку утреннего леса, где нетерпеливо топтались кони, и где-то далеко-далеко звучал заунывный волчий вой.

* * *

Уже слабее горит зеленый огонь. Уже опустились изумрудные смерчи, и Нечто, поднявшееся из глубины, слизало кровь с плит и брошенных клинков.

Слепой старый Маг сидел в углу и шарил по полу сухими ладонями.

— Беги, Чир, беги, — шептал он. — Твой час еще не пробил. Ты вернешься. Такие как ты всегда возвращаются. Не бойся, стать чудовищем тебе не грозит — ты подошел слишком близко к черте, подпитался энергией. У тебя есть время, много времени… Сопливый юнец. Ха-ха! Безрукий ученик слепого учителя. Чир! Эти раны — ничто; мы залечим их быстро. Придет время, и ты вернешься. И я явиться не замедлю. Мы схлестнемся. О! Что это будет за битва! — Старик нащупал хрупкие птичьи кости — обугленный скелет. Он поднял его и отшвырнул со злостью. — Я превращу твою жизнь в пустыню боли! Я оболью тебя смолой агонии и страха! Страдание! Страдание будет твоей жизнью, сопливый червяк! Да, ты — лучший из всех! Лучший из тысяч, из миллионов! И поэтому, только поэтому я буду уничтожать тебя медленно. Да, сопливый юнец — лучший из учеников! Я буду уничтожать тебя — каждая твоя клетка будет кричать от боли!

Александр Агафонцев И ВСЕ СМОЕТ ДОЖДЬ

Пора, ловкач, — кто-то из надзирателей ненавязчиво похлопал его по плечу. Лезвием кинжала, разумеется. Никто не должен касаться тенебрата без острой на то необходимости. Варду, впрочем, на это было давно плевать.

Он неторопливо выпрямился, не открывая глаз. Уверенными движениями затянул кожаные ремни на затылке, закрепляя набитый тлеющими травами намордник. Горький дым проник в легкие, растворился в крови. Последние отголоски эмоций вспыхнули мотыльками в огне, чтобы исчезнуть без следа. Осталась лишь цель.

Вард заставил себя разлепить веки и медленно огляделся. Он все еще здесь, у подножья заросшего редким кустарником холма. За ним грохотали выстрелы, иногда ветер доносил крики идущих в атаку солдат и рев ездовых ящеров. Надзиратели то и дел поглядывали туда, затягивая подпруги и проверяя оружие. Старший, Берг, поймал его взгляд и тут же подошел, словно невзначай кинув ладонь на эфес сабли. Дурман скрадывал краски, делая картину блеклой, но необычайно четкой. Варду казалось, что он видел каждое движение мышц под черным камзолом, стянутым ремнями перевязи.

— Эй, ловкач, ты еще с нами? — Берг пощелкал пальцами, привлекая внимание. — Там артиллерию подтянули, но цель прежняя — твои коллеги из южан. И не забывай держать дистанцию… По лошадям, парни!

Последнее, само собой, к нему отношения не имело. Вард ушел во Мреть.

Со стороны это выглядело как антрацитовый провал, втянувший в себя расплющивающуюся фигуру в серой мантии. «Сделать сцепку», как говорят тенебраты…

Даже сквозь дурман пробивался восторг разума, скинувшего оковы плоти. Он словно был везде и нигде. Непроглядная чернота вне времени и пространства успокаивала, позволяла раствориться в себе. Остаться здесь навсегда. Но его выдрессированный разум уже искал выход на поле боя.