МЕДИАНН №3, 2020

Мир состоял из узоров. Из белой кожи да натянутых жил. Из кольчужных колец да сплетенных мечей.

Грач понял, что обоссался.

К нему подошел Вдовоеб.

— В моем сне Святая Крапалия пообещала, что я стану ее полководцем, — сказал он. — И сдержала слово. Баталии Рудольфа из Гробенвальда больше нет, ты свободен от клятв и волен идти, куда пожелаешь, но… давай ко мне доппельзольднером? Ты же мечтал о двойной оплате. Станешь командовать десятком для начала, — Вдовоеб задумчиво оглядел поле боя, где щупальца воскресшей и преобразившейся плоти то хлестали по земле, словно плети, то сливались в сплошную стену и накатывали волной на остатки благочестивого военного люда, рассеянные тут и там. — Решай быстрее. Сегодня погибло немало хороших парней. Их жены сейчас в лагере воют от горя — вечером я буду занят.

Он вернулся к Святой Крапалии и, встав за левым плечом белой вдовы, принялся вместе с ней наблюдать за подходящей к концу бойней. Грач остался один.

Он думал о павших соратниках: сколько их было за полтора года? Не вспомнить ни прозвищ, ни лиц. А сколько умерло в последние минуты? Голова Чистоплюя смотрела с земли пустым взглядом куда-то мимо Грача. В одном из чудовищных щупалец мелькнули изломанные тела Ржавого Курта и бравого капитана Рудольфа из Гробенвальда. Неподалеку валялась брошенная аркебуза Пырея. Через полтора года он не вспомнит и их лиц.

Сердце в груди гнало по венам горячую кровь. Рубец на шее почти уже не зудел. Найти бы только новые штаны взамен обоссанных.

Двойная оплата — пожалуй, лучшее предложение, какое он получал за всю жизнь.

— Эй, Вдовоеб! — крикнул Грач. — Меч Чистоплюя я забираю себе!

Андрей Бородин Обреченный народ

Мы были и будем обреченным народом.

Навсегда…

Как только наши губы коснулись сосков матери, мы уже знали это. Качая нас в колыбели, она рассказывала всю правду о нас. Наши глаза еще были закрыты, а мы уже знали, что обречены — как все прошлые и будущие поколения нашего слабого народа. Мы знали, что, когда мы раскроем свои веки и в первый раз взглянем на мир, он будет мал.

Мир будет тюрьмой…

Пара шагов — и ты пересечешь ее, от одной полупрозрачной стены до другой. Через них мы, научившись видеть, целыми днями разглядывали пять искусственных солнц, зажигавшихся и гаснущих в одно и то же время. Их холодный белый свет не согревал нас. Он лишь напоминал о том, что до конца наших только начавшихся жизней нас будут окружать полупрозрачные стены тюрьмы.

В центре тюрьмы находилась наша мать. Целыми днями она лежала без движения, временами поднимаясь, чтобы попить безвкусной воды и поесть безвкусной пищи. Или чтобы закрыть нас своим телом от взглядов тех, кто посещал нашу тюрьму.

Это были боги. Таинственные великаны, формы которых были плохо различимы. Только огромные белые руки, раз в день проникавшие в нашу тюрьму, мы могли изучить подробно. И большие белесые глаза на лишенных рта и носа лицах, внимательно вперявшиеся в нас.

В древние времена они сотворили наш народ, а также и все прочие. Поначалу некоторые пробовали поклоняться богам, но их молитвы оставались без ответа. Долгое время боги неудержимо размножали нас в наших тюрьмах, а потом, когда нас стало очень много, начали подвергать мучениям. Мы рождались, росли, ежедневно страдали, умирали — и все это внутри огромной цитадели богов, где мы и находились. Но сами боги не были рождены здесь. За стенами цитадели располагались некие неизвестные пространства, в которых они были рождены, и из которых приходили, чтобы мучить нас. Говорили, что это очень странные места, Воздух там пригоден для дыхания только богам и каким-то страшным существам, одно из которых и послужило основой для создания нас.

Огромные белые руки отодвигали мать в сторону, и глаза богов внимательно смотрели на нас, возящихся в поисках защиты. Мы слышали низкий гул, выражавший удовлетворение. Потом боги пополняли запасы еды и воды и покидали нас, уходя к другим тюрьмам.

В огромной зале их было несколько десятков. И в каждой из них находились мать и ее дети. Обреченные с самого рождения.

Однажды мы увидели, как в соседней тюрьме мать поедает своих детей. Их муки были невыносимы — но мы понимали, что невыносимее были бы муки, ожидавшие их в будущем. Когда последний из детей исчез в желудке матери, раздался возмущенный низкий гул, и ворвавшиеся в залу боги схватили их тюрьму и куда-то унесли ее. Обратно не вернулась ни тюрьма, ни заключенная.

«Сожри нас!» — с такими криками мы тормошили и били свою мать, пытаясь разозлить ее и заставить убить нас. Нам не хотелось взрослеть и испытать грядущие мучения. Но она только плакала, лишенная сил и воли.

Мы подросли. Тюрьма стала слишком тесной.

Тогда огромные белые руки богов схватили меня и четырех моих братьев и поместили в новую тюрьму — темную и еще более тесную. Прижавшись друг к другу, мы дрожали. Ощущалось движение: вперед, потом вверх. Раздавались грохот и скрежет.

Вновь движение вперед. Остановка.