Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

Между тем настало утро воскресного дня, и около полудня, видя, что герцог не появляется, Джомо и Венгерец всерьез встревожились; кинувшись к кардиналу Чибо, они поведали ему о подозрениях, заставивших их явиться к нему, и рассказали ему все, что им было известно. Кардинал тотчас же послал к епископу, чтобы справиться у него — не говоря ему пока, с какой целью он этим интересуется, — не покидал ли кто-нибудь прошедшей ночью город. Ну а поскольку епископ ответил, что ночью Лоренцо Медичи и двое его слуг взяли почтовых лошадей и направились в сторону Болоньи, у кардинала не осталось никаких сомнений в том, что совершено убийство. Но, будучи отрезанным от внешней помощи, почти не имея солдат и находясь в городе, где герцога все поголовно ненавидели, он опасался какого-нибудь бунта, и, хотя народ был безоружен, кардинал, прекрасно понимая общественное настроение, сознавал, что, если не будут приняты жесткие меры, народ этот, пуская в ход всего лишь камни, вполне способен изгнать всех, кто был причастен к тирании Алессандро. И потому, даже еще не вскрыв спальню убийцы и не убедившись, что герцог действительно мертв, кардинал написал несколько приказов: в Пизу, своему брату Лоренцо, чтобы тот срочно пришел к нему на подмогу, собрав как можно больше войск; Алессандро Вителли, чтобы тот покинул Читта ди Кастелло и поспешил со своим гарнизоном во Флоренцию; командиру отрядов в Муджелло, чтобы тот со своими солдатами явился в город, и, наконец, Якопо деи Медичи, коменданту Ареццо, чтобы тот находился в боевой готовности. Одновременно, дабы отвести мысли горожан подальше от правды, было велено рассыпать перед дворцом песок, как если бы делались приготовления к скачкам за кольцом, и когда, как это было принято, придворные явились к утреннему выходу герцога, им заявили, что он всю ночь веселился и развлекался игрой, поэтому еще спит, а перед тем как уснуть, приказал не будить его, ибо следующей ночью намеревался устроить маскарад. Так что прошел целый день, и никто ни о чем не догадался; затем, с наступлением вечера, спальню Лоренцино открыли и, как и ожидалось, обнаружили там безжизненное тело герцога, лежащего в том же положении, в каком его оставили убийцы, ибо никто в комнату не входил. Тотчас же, завернутое в ковер, оно было под покровом ночи тайно перенесено в церковь Сан Джованни, а оттуда — в старую ризницу базилики Сан Лоренцо. Той же ночью через несколько городских ворот во Флоренцию вошли вызванные войска, так что к утру понедельника кардинал уже был готов противостоять любому развитию событий.

И произошло это вовремя: с быстротой, присущей страшным новостям, весть о смерти герцога распространилась по городу; но, хотя и вызывая радость, которую никто и не старался скрыть, она не служила толчком к какой-либо смуте. Правда, объяснялось это тем, что подобная новость уже дважды разлеталась по городу, производя точно такую же радость, а потом опровергалась; так что все опасались угодить в ловушку, где прежде одни потеряли свободу, а другие — жизнь. Тем не менее, когда день стал стал клониться к вечеру, и горожане поняли, что счастливое известие так никто и не опроверг, они отважились покинуть порог своих домов, чтобы выйти на площади, и там, сбившись в более или менее возбужденные кружки, принялись обсуждать, какой образ правления должен прийти на смену тому, что рухнул со смертью герцога, и кто более всего достоин занять должность гонфалоньера, то ли на определенный срок, то ли пожизненно; затем стали звучать имена тех, кто должен быть вознагражден или наказан, в зависимости от того, остались они верны Республике или предали свободу. А пока все судачили таким образом, в толпу стали просачиваться монахи-доминиканцы из монастыря Сан Марко, нашептывая, что настали времена, предсказанные блаженным мучеником Савонаролой, что теперь можно разобраться, правдивыми или лживыми были его пророчества, и что Флоренция вновь обретет, наконец, свою старинную и святую свободу и все те благости, все то блаженство, все те милости, какие устами этого мученика были предсказаны возлюбленному городу Господа Бога; и нашлось много таких, кто в самом деле проникся верой в эти слова, а те, кто не поверил им, притворились, будто поверили.