Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

3° синьору Козимо как главе и правителю Республики будет выплачиваться в качестве жалованья сумма в размере двенадцати тысяч золотых флоринов, каковая сумма никогда не может быть повышена.

Кроме того, был избран совет из восьми граждан, с которым Козимо предстояло обсуждать государственные дела. Этими восьмью гражданами были: мессер Франческо Гвиччардини, мессер Маттео Никколини, Руберто Аччаюоли, Маттео Строцци, Франческо Веттори, Джулиано Каппони, Якопо Джанфильяцци и Раффаэло деи Медичи.

Козимо покорно принял все эти условия, а народ восторженно принял Козимо как своего правителя.

Позднее, 28 февраля 1537 года, пришла жалованная грамота от императора Карла V, где говорилось, что верховная власть во Флоренции принадлежит синьору Козимо, сыну Джованни деи Медичи, и его законным наследникам, поскольку он является ближайшим родственником покойного герцога Алессандро.

Так прекратила царствовать во Флоренции старшая ветвь рода Медичи и взошла на трон его младшая ветвь.

МЛАДШАЯ ВЕТВЬ

С Козимо случилось то же, что случается со всеми гениальными людьми, которых революция возносит на вершину власти: оказавшись на нижней ступени лестницы, ведущей к трону, они принимают диктуемые им условия, а добравшись до последней ступени, диктуют свои собственные.

Положение его было затруднительным: ему предстояло сражаться одновременно и с внутренними врагами, и с внешними; ему предстояло привести твердое правление, единую власть и незыблемую волю на смену правлениям либо слабым, либо тираническим, на смену формам власти, враждебным друг другу и, следственно, разрушающим друг друга, на смену порывам воли, которые, исходя то сверху, то снизу, создают вечное, словно приливы и отливы, чередование господства то богатой верхушки, то толпы, расшатывающее устои государства и не позволяющее возвести что-либо прочное и незыблемое; вдобавок нужно было соблюдать права и свободы флорентийцев, чтобы ни аристократы, ни горожане, ни ремесленники не почувствовали, что у них появился повелитель; этим гордым конем, еще не покорившимся тирании, следовало править железной рукой, но в шелковой перчатке.

И Козимо определенно был во всех отношениях человеком, способным справиться с такой задачей: скрытный, как Людовик XI, страстный, как Генрих VIII, отважный, как Франциск I, упорный, как Карл V, блистательный, как папа Лев X, он обладал всеми пороками, какие омрачают частную жизнь человека, и всеми добродетелями, какие придают блеск жизни общественной. Поэтому семья его была несчастна, а народ свой он осчастливил.

Вначале скажем о темной стороне его жизни. У Козимо было пять сыновей и четыре дочери.

Назовем его сыновей:

Франческо, взошедший на трон после смерти отца;

Фердинандо, ставший герцогом после смерти Франческо;

дон Пьетро, Джованни и Гарсиа. Я не говорю о другом Пьетро, не прожившем и года.

Дочерей Козимо звали Мария, Лукреция, Изабелла и Вирджиния.

Расскажем вкратце, каким образом в этом могущественном семействе обосновалась смерть, проникшая туда, как и в первую семью в истории человечества, посредством братоубийства.

Однажды Джованни и Гарсиа охотились на пустошах Мареммы. Девятнадцатилетний Джованни уже стал кардиналом, а Гарсиа пока что был всего лишь любимчиком матери. Весь остальной двор находился в это время в Пизе, куда Козимо, месяцем ранее учредивший орден Святого Стефана, прибыл, чтобы торжественно принять полномочия великого магистра.

Братья, давно уже питавшие друг к другу глухую неприязнь — Гарсиа не мог простить Джованни, что отец любил его больше, а Джованни не мог простить Гарсиа, что тот был любимцем матери, — повздорили из-за убитой косули: каждый уверял, что это его трофей. В разгар спора Гарсиа выхватил охотничий нож и ударил им брата; раненный в бедро, Джованни упал и, обливаясь кровью, стал звать на помощь. Прибежавшие люди из свиты принцев застали Джованни в одиночестве, перевезли его в Ливорно и сообщили о случившемся великому герцогу. Козимо поспешил в Ливорно и собственноручно перевязал рану сына, ибо этот государь, один из образованнейших людей своего времени, обладал обширными медицинскими познаниями; но, несмотря на этот отеческий уход, через пять дней после ранения, 26 ноября 1562 года, Джованни умер на руках отца.

Козимо вернулся в Пизу; при виде непроницаемой, точно бронза, маски, которую он обычно носил на лице, можно было подумать, будто ничего не произошло. Гарсиа добрался до города раньше отца, и мать спрятала его в своих покоях; однако несколько дней спустя, видя, что Козимо ни единым словом не упоминает умершего сына, словно тот и не существовал вовсе, герцогиня уговорила убийцу броситься к ногам отца и молить его о прощении. Но юноша дрожал всем телом от одной мысли, что окажется лицом к лицу со своим судьей, и, дабы ободрить сына, мать решила сопровождать его. Козимо сидел, погруженный в задумчивость, в одном из самых отдаленных покоев дворца.