Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

И тогда несчастный великий герцог обращает взор на своего брата, кардинала Франческо Мария, которому всего сорок восемь лет, и, следовательно, он еще в расцвете сил. Благодаря ему родовое древо Медичи должно зазеленеть вновь. Кардинал соглашается жениться, отрекается от сана, и вскоре празднуется его помолвка с принцессой Элеонорой Гонзага. В семье вновь ликование, но семья обречена: отказ новобрачной исполнять супружеский долг, что в первые дни брака бывший кардинал воспринимал как последние потуги целомудренной стыдливости, затянулся сверх всякой меры, и Франческо Мария стал понимать, что принцесса не намерена становиться его женой на деле и решила свести супружескую жизнь к внешним формальностям. Он прибегает к посредничеству тестя, призывает на помощь религию, он просит, умоляет, даже угрожает, но все бесполезно, и, в то время как Фердинандо сетует на невольное бесплодие своей жены, Франческо Мария письменно извещает брата, что Элеонора Гонзага останется бесплодной по собственной прихоти. Козимо склоняет свою седую голову перед волей Господа, предписывающей, что даже самое великое и славное на этой земле должно иметь конец. Он видит, что Тоскане угрожает двойная опасность: алчность Австрии и честолюбие Франции, и, чтобы спасти Флоренцию от посягательств этих государств, хочет вернуть ей прежнюю свободу; он находит поддержку со стороны Голландии и Англии, но встречает противодействие со стороны других могущественных держав и прежде всего самой Тосканы; он видит смерть своего сына Фердинандо, потом своего брата Франческо Мария и, наконец, 31 октября 1723 года умирает сам, став перед этим свидетелем не только собственных похорон, как Карл V, но и похорон всей своей семьи, как Людовик XIV.

Все, что в царствование Фердинандо II стало клониться к упадку, окончательно рухнуло при Козимо III. Надменный, суеверный и расточительный, великий герцог оттолкнул от себя народ своей гордыней, тем, что предоставил священникам чересчур большую власть и обременил подданных непомерными налогами, чтобы обогащать царедворцев, жертвовать на церковь и оплачивать собственные расходы. При Козимо III все стало продажным; те, у кого были деньги, покупали должности; те, у кого были деньги, покупали почести; и наконец, те, у кого были деньги, покупали то, что Медичи никогда не продавали, — правосудие.

С искусствами при нем дела обстояли так же, как и со всем остальным: на них сказался характер Козимо III. В самом деле, от наук, изящной словесности, ваяния и живописи требовалось лишь одно: всеми силами угождать непомерной гордыне и ненасытному тщеславию этого последнего великого герцога, и потому в его правление не было создано ничего выдающегося. Но, за неимением работ современников, у Паоло Фальконьери и Лоренцо Магалотти возник, по счастью, замысел, польстивший самолюбию Козимо: они уговорили его продолжить работы в галерее Уффици, начатые великим герцогом Фердинандо и кардиналом Леопольдо. В итоге Козимо III соединил вместе коллекции, собранные отцом и дядей, добавил к этому все картины, статуи и медали, полученные им в наследство от герцогов Урбинских и дома делла Ровере — сплошь шедевры, среди которых был и колоссальный бюст Антиноя, и велел перенести все это с огромной торжественностью в великолепный музей, за обогащение которого все возносили ему хвалу, хотя пополнять раз за разом эту сокровищницу его побуждала не столько щедрость, сколько гордыня.

Среди ученых, преуспевавших в царствование Козимо III, были:

физик Магалотти, анатом Беллини, математик Вивиани, врач Реди, знаток древностей Норис и страстный библиофил Мальябеки.

Среди литераторов:

иезуит Бандьера, доктор Антонио Кокки и поэт-сенатор Филикайя.

Среди живописцев:

Доменико Габбиани, Пьетро Дандини, Джузеппе Нанни и Томмазо Реди.

И, наконец, среди скульпторов:

Массимилиано Сольдани, Джованни Баттиста Фоджини и Карло Марчеллини.

Из всех названных людей, возможно, один лишь Филикайя сохранил определенную известность, которую он стяжал своим погребальным плачем о роковой судьбе Италии.

Геральдическая эмблема Козимо III выглядела так: корабль в море, ведомый звездами Медичи, с девизом «Certa fulgent sidera».[12] Любопытно, что эмблема эта была выбрана как раз в то время, когда звезды стали гаснуть, а корабль — тонуть.