Мединститут

Булгаков недовольно объяснил, что больной – мужчина 45 лет, что он уже был трижды оперирован, в том числе – и в московской клинике, что кроме Виктора Ивановича за него никто не берётся, что операция предстоит долгая, нудная, что там «всё в рубцах», что все анатомические взаимоотношения нарушены, что пластика задней стенки пахового канала будет производиться по редкой методике, но все его возражения только подзадоровали Берестову.

Она заявила, что как раз и хочет попробовать себя на сложной операции, что крючки держать она уже научилась, что узлы вязать она тоже умеет, и сможет ассистировать ничуть не хуже, чем Антон, который слишком много о себе мнит, кстати.

Булгаков, снисходительно улыбаясь, ответил, что крючки держать – дело действительно нехитрое, но что операция не ограничивается крючками – нужно знать её ход и как минимум представлять себе этиологию и патогенез грыж, а так же анатомию пахового канала и отличия прямой грыжи от косой.

На это Надя немедленно ответила, что тоже училась когда-то понемногу-  и общей хирургии, и топографической анатомии. В доказательство она тут же схватила ручку и мигом нарисовала в тетрадке схему мудрёного канала. Булгаков задал каверзный вопрос, на который Берестова, после некоторого раздумья, ответила впопад. Они сидели рядышком, почти касаясь головами друг друга, и, выхватывая друг у друга ручку, по очереди чертили на бумаге наслаивающиеся друг на друга загогулины с латинскими подписями.

Точно так же проходили их встречи на первом курсе – в бесконечных поединках на какие-нибудь софистически-интеллектуальные темы. Точно так же они часами могли сидеть рядом и спорить, стремясь во чтобы то ни стало переспорить друг друга. Разумеется, оба бы смертельно обиделись, если бы им об этом напомнили.

– Ну, ты видишь? – объявила Берестова, вставая. – В чём, скажи, я не разбираюсь?

– Для гинеколога неплохо, но…

– Короче, веди меня к этому мужику. Да не подведу я тебя, не бойся. Лучше скажи, что самому смертельно хочется, аж глаза горят, жаба душит, – обличила она. – Сам виноват, меньше надо в…бываться. «Не удосужился!» Кто так с преподавателем разговаривает?

– Ладно, – сдался Булгаков. – Тогда пошли сейчас, пока время есть. Да не возьмёт он тебя, не надейся.

– Посмотрим…

С утренней конференции как раз повалила толпа врачей и студентов. Высокая, долговязая фигура Ломоносова с благородной седой шевелюрой на голове и золотыми очками на брюзгливом лице была заметна издали. Он все ещё пребывал в хорошем настроении. Антон представил ему новую кандидатуру. Берестову тот осмотрел придирчиво, прищурился было, точно собираясь наотрез отказать, но вдруг выпрямился галантно, улыбнулся и протянул смутившейся студентке свою узкую и длинную кисть.

– С гинекологами в своё время оперировали изрядно, – ободряюще сказал он. – Буду очень рад столь приятной компании. Прошу, Надежда Константиновна.

Хирург и Надя пошли рядом, Антон сзади. По пути Ломоносов говорил Берестовой какие-то старомодные, но чертовски приятные любезности. Та, невероятно польщённая, притворно возражала. Улучив, однако, минутку, она не преминула оглянуться на Антона и высунула ему кончик языка. В лифт они зашли втроём.

– Выписку напишешь Седовой? – спросил-приказал Виктор Иванович у Булгакова.

Тот отрицательно покачал головой.

– Как? – не понял Ломоносов.– Мне, что ли, самому твою больную выписывать? Ту, к которой ты «руки приложил»? Антон, ты чего?

Булгаков покосился на Берестову, и, привстав на цыпочки, прошептал в самое ухо хирургу три каких-то слова. Морщинистое сухое лицо Виктора Ивановича вдруг расплылось в улыбке, и он одобрительно посмотрел на младшего товарища.

– Тогда другое дело, – согласился он. – Тогда мы Надежду Константиновну попросим, раз она так настроена вписаться в нашу компанию. Надежда Константиновна, не в службу, а в дружбу, черкните выписку девочке Седовой из 23-ей палаты. Там флегмонозный аппендицит, неделя после операции, гладкое послеоперационное течение. Антону Владимировичу несподручно, а у меня и так дел по горло.

– Хорошо, Виктор Иванович, – согласилась Берестова.

Она хотела добавить, что шептаться не было никакой необходимости – кривые ухмылки мужиков были и так достаточно красноречивы.

«Однако этот Булгаков неплохо устроился, – подумала она.– Всюду поспевает – и в операционной, и на ином поприще. Вдвоём они неплохо смотрятся – как Воланд и кот Бегемот»…

конец первой части

Часть 2 Gaudeamus, igitur!

I