Мединститут

Отделенческий буфет значительно уступал самарцевскому дортуару. Там пахло хлевом, по стенам во множестве сновали тараканы, а белёсый треснувший кафель этих стен и кирпичного цвета плитка на полу создавали сходство с моргом. Чайник был большой, алюминиевый, ведёрный. Чай мелкий, плохой, грузинский, он почти не разваривался в мутном стакане.

Сигареты Антон курил тоже плохие, болгарские.

– Ну, ночь, кажется, прошла, – объявил он. – Ходила на аппендицит? Понравилось?

Он со снисходительной улыбкой выслушал пространный Надин рассказ. На замечание Берестовой о том, что Самарцев «хорошо оперирует», покачал головой отрицательно.

– Вполне посредственно. Кстати, Сам (или А.М.) – полный зауряд как хирург и как преподаватель, – безаппеляционно заявил он. – Я к нему на операции никогда не хожу.

– Почему? – сразу ощетинилась Надя. – У него замечательно получается! Руки золотые!

– Ещё скажи, что у него сила льва, глаза орла и сердце женщины, – усмехнулся Булгаков. – Просто тебе по-первости всё кажется в розовом свете. На самом деле, разобраться кто есть кто – очень сложно, а сказать, что у кого-то из хирургов руки золотые или он хорошо оперирует – ничего не сказать. Я уже здесь третий год, ко всем присмотрелся. Самарцев никогда не рискует, за сомнительных или сложных больных не берётся, вечно перестраховывается. А на сложные операции без Гиви не ходит, особенно, если это какое-нибудь начальство. Работает медленно, копается долго. Мне что на его операцию сходить, что картинки в атласе посмотреть. Занятия у него скучные, от программы никогда не отклоняется, словом, весь правильный такой. У него просто всё в жизни схвачено и подхвачено, он активный, секретарь парторганизации клиники. А в целом…

– А по-твоему, хирург что, постоянно должен на рожон, что ли, переть? – завелась Надя. – Ты ещё сам-то в хирургии без году неделя, чтобы так категорично высказываться…

– Не неделя, а третий год, – со спокойным достоинством возразил Антон. -Немного, но разбираюсь. А что касается того, рожон или нет, то у нас-специфика. Любую операцию можно на тормозах спустить, уложить в параграфы учебников. А можно такую конфетку сделать, так отличиться, так блеснуть, что… – Булгаков не договорил, затрудняясь в подборе правильных слов. – Короче, Сам мне неинтересен, вот и всё.

– А кто же тебе интересен?

– Здесь? Ну, Гиви. Он молодец, за всё берется, ответственности не боится. Просто он – заведующий, за своё место держится, поэтому никогда не имеет своего мнения – и нашим, и вашим. Перед доцентом прогибается, а зря. Это он перед ним должен прогибаться… Эти двое – Пашков и Корниенко – так себе тоже. Вот Ломоносов…

– Такой высокий, худой?

– Да. Вот это мастер, – восхищённо сказал Антон. – Если бы ты с ним дежурила, то сразу разницу с Самарцевым ощутила. Он немного того… разгильдяй и хулиган, – смущённо кашлянул Антон, – но хирург великий. Настоящий поэт…

– Кому не спится в ночь глухую, – произнесла Смирнова, входя в буфетную. – Что вы за сральню в клизменной развели? Гавно аж на стенах. Что, дальнобойная какая-то попалась?

– Кстати, там пора капельницу посмотреть, – спохватился Булгаков, вскакивая с места.

– Сиди, я уже посмотрела, – остановила его Смирнова.– Капает, капает. Засранка эта дрыхнет без задних ног, ничего у неё не болит. Ой, вставать пора, уколы утренние делать,–  она потянулась всем телом, зевнула. – А у меня ещё две перевязки. Ключи-то давай, конь, – приказала она Антону. – Пригодились? То-то. Ой, если б не этот ё…ный аппендицит, всю ночь бы продрыхла. А сегодня эндокринология, весь день сидеть, париться. Ну почему его Самарцев с вечера не взял? Там гангренозный? Всегда дотянет, пока чуть не лопнет.

– Динамическое наблюдение, – усмехнулся Антон.

– Я манала такие наблюдения,– зевнула Татьяна. Я же сразу сказала, что возьмёт ночью. Сказала?

– Зачем тебе эндокринология, Тань? Иди сразу в доценты хирургии. Кстати, познакомьтесь, девочки. Это- Таня. Это – Надя. Посидите, покурите пока. А я пойду в клизменной уберу.

XXXVI

«Будущий год- год реализации растущих задач пятилетки. Она потребует ещё более решительного ускорения во всех областях хозяйственной жизни, а значит, ещё более непримиримой борьбы с рецидивами прошлого, с бюрократией, инертностью, а кое-где и скрытым саботажем процессов перестройки»

_{(Советская пресса, октябрь 1986 года)}