Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании

Ощутив это, мы узнаем и в чем наше будущее. Он есть будущее человечества и будущее мира. Только теперь мы отчетливо осознаем, что люди думают о будущем совершенно превратно. Они надеются на будущее или страшатся его. Мы же должны созидать будущее! История Лазаря способна помочь нам в размышлениях о будущем. Повсюду мы видим гроб и болезнь, ведущую к смерти: в народах и в мире физическом, в судьбе отдельного человека и в воззрениях времени. И повсюду перед гробом стоит Христос. Нам необходимо лишь вслушаться, вчувствоваться — и тогда из Него выступит новый мир. Мир этот не придет сам собою, он придет из «Я есмь» Христа. Но это «Я есмь» прорвется и может прорваться в старый мир только через наше «Я есмь». Тем самым наше отношение к будущему изменится, станет необычайно активным и героическим.

Отныне мы видим, как нам нужно работать, чтобы обрести правильный взгляд на будущее — во всех его деталях и в великой целостности. Само собой это не придет. Наши самые сильные внутренние впечатления не столь сильны, чтобы из них все создалось само собой. Мы должны задействовать нашу волю. Можно, конечно, и отказаться от этого, но тогда мы неизбежно остановимся в самом начале. Одна женщина мне так и сказала: «Когда христианство требует от меня любви к моим врагам, оно для меня сразу кончается». И тем не менее приобретается все более тонкое ощущение, что «христианину» никогда и нигде не позволено думать о будущем «подобно язычникам», что христианство должно присутствовать во взгляде, каким мы смотрим на мир. Причем мы не сыплем походя библейскими изречениями и не просто «вверяем будущее Богу» — это магометанство, но еще не христианство. В нас присутствует воля Христова, что присутствовала при гробе Лазаря. И сама земля повсюду есть именно тот гроб. Высокое и праздничное чувство охватывает нас, когда внутри нашего существа, стоит только свету Христову озарить тьму нашего будущего, обретает избавление еще какая‑нибудь частица мира. Мы непосредственно ощущаем, как шаг за шагом происходит «охристовление». Надо лишь все время следить, как из «Я» Христа, из Его сокровеннейшего жизненного центра струится — нет более подходящего выражения — могучий новый мир, и тогда мы конкретно узнаем, что такое «Новый Иерусалим» и как он возникает. Подобно тому как в атоме заключена целая солнечная система, так и в нас, в нашем заново становящемся «Я», присутствует этот «Новый Иерусалим».

В таком христианстве уже не может быть раздвоенности, оно не может более уповать на великие мировые катастрофы, меж тем как в сокровенности, в «Я», происходит великая катастрофа, великий переворот, и точно так же оно не может ожидать потустороннего, меж тем как это потустороннее настает посреди посюсторонности.

Если мы вновь посмотрим на Восток и на Запад, невозможным становится и мировоззрение, желающее избавить человека от мира смерти (на Востоке), тогда как Христос есть воскресение в «Я»; и точно так же невозможно мировоззрение, согласно которому жизнь кончается тепловой смертью (на Западе), тогда как Христос есть жизнь, исходящая из «Я». Порой во время медитации у нас будет возникать ощущение, будто в нас живет чистая радость воскресения. Все наполнится музыкой воскресения, словно в нас самих ликуют ангелы над разверстым гробом. Тогда только мы начинаем догадываться, что есть в действительности Пасха и в сколь малой степени человечество пока воплотило в жизнь христианство воскресения, о котором ведет речь Евангелие от Иоанна.

Перейдя к следующему изречению Христа: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин., 14: 6), мы вновь видим перед собою один из самых могущественных Его глаголов, над которым можно медитировать всю жизнь. Особенно знаменательны обстоятельства, в каких были произнесены эти слова. Фома говорит Христу: «Не знаем, куда идешь; и как можем знать путь?» Примечательно, что этот Фома, о котором позднейшая легенда рассказывает, что он стал апостолом Индии, всем складом своего характера сродни индусам. Он очень сильно чувствует обреченность смерти (Ин., 11: 16). Он — меланхолический мечтатель и скептик, жаждущий видеть (Ин., 20: 25). И здесь он вместо нас вопрошает о «пути», подобно тому как индусы на протяжении тысячелетий вопрошали о «пути», подобно тому как в наше время, каждый по–своему, вопрошали о пути Сундар Сингх и Ганди. Слова, какими Христос ответил на вопрос Фомы, содержат многозначительные указания на «миссию» в Индии, которые, пожалуй, не поняты по сей день. Будда указал путь. Но слова «не знаем, куда идешь» справедливы и для него. Когда его спросили, что есть нирвана, он промолчал. «Об этом Просветленный ничего не открыл» — гласят индийские тексты.