Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании

Этим опять‑таки упраздняется раздвоенность христианства. Не может быть такого христианства, которое смотрит на личностное прошлое лишь как на что‑то такое, что должно прощать, — ведь из этого прошлого следует извлечь истину и жизнь. И не может быть такого христианства, которое смотрит лишь на прошлое «Священной истории» в Палестине, ведь Христос есть путь, каким должно идти к истине и жизни теперь. Точно так же преодолевается воззрение, преобладавшее на Востоке, где в мире видели исключительно одну «преходящность», но никак не становление и пребывание, и воззрение, к которому склоняется Запад, где «прошлое» исследуют и почитают, как будто оно само по себе есть непреходящая драгоценность для человечества, а не путь к истине и жизни.

Теперь нам недостает только настоящего.

Люди порой говорят: «Благословенно настоящее!» Говорят во всех возможных тональностях. Но редко когда указывается подходящий путь к внутреннему освящению настоящего. В этом смысле мы не найдем ничего более плодотворного и жизненного, чем последнее «Я есмь» Евангелия от Иоанна: «Я есмь истинная виноградная Лоза, а Отец Мой — Виноградарь… а вы ветви» (Ин., 15: 1, 5).

Эти слова предполагают взгляд на мир, в корне отличный от нашего обыденного взгляда. История человечества не протекает таким образом, что от начала до конца имеет место одно только поступательное развитие. Это главное заблуждение язычников нашего времени в их попытках осознать мир. Земля была предуготованной пашней. «Мой Отец — земледелец», именно так сказано в греческом тексте этой великой притчи мировой истории. И однажды в обработанную пашню упало сверху зерно света. С тех пор земле назначено помогать развитию этого светового семени. Когда же оно разовьется, тогда старая, черная земля может отпасть от него. Цель ее существования будет достигнута. В этой имагинации мы видим мировую историю в ее истине. Христос и есть то зерно света, что желает превратиться в древо жизни на земной пашне.

Так мы понимаем слова: «без Меня не можете делать ничего» (Ин., 15: 5). Приобретаем чутье к тому, что все, что мы делаем вне Христа и без Него, в глубочайшей сути своей есть «ничто»: для истинного развития человечества оно не в счет.

Мы приобретаем чутье к тому, что развитие человечества приносит верные плоды там, где течет Его животворящая кровь: «Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода, и будете Моими учениками» (Ин., 15: 8).

Мы приобретаем ощущение, что всякая лоза должна быть очищена, чтобы стать более плодоносной (так мы постигаем смысл всякой нашей боли), и что всякая лоза, не приносящая плода, когда‑нибудь должна быть как бы отсечена от истинного развития мира (Ин., 15: 2).

Мы приобретаем чутье и к тому, что сам ток жизни в лозе, ток жизни Христовой, есть радость (Ин., 15: 11). В этой радости есть сила, приносящая истинные плоды. Ницше прав: люди слишком мало радовались, — если понимать слова Заратустры в этой связи. Воистину из самой глубины единения с Христом струится истинная сила и радость в каждое мгновение настоящего. А с другой стороны, там, где есть эта радость и сила, непременно появятся драгоценные плоды. Ветви надобно лишь стать проницаемой для сока лозы. Этот сок сам собой под воздействием солнца жизни вызреет в плод. Ветвь — самое невзрачное, что только может быть. Но в то же время и превосходная мастерская, где сок лозы обращается в плод. Плод может быть намного больше и намного лучше, чем ветвь, если создан целиком и полностью самою лозой. Все зависит от лозы и от плода. Давайте как следует вживемся в это христианское чувство жизни. И тогда станет ясно, сколько в нем здоровья, свежести и бодрости. То, что получено от лозы в виде плода, однажды станет истинным плодом земного развития.

Если бы человек почаще в течение дня вспоминал о своем существовании ветви, если бы видел свою частную работу в мировой взаимосвязи — как зерно света, которое вырастет в древо жизни, — если бы нашел для своей работы место в этой великой мировой взаимосвязи, если бы везде и всюду стремился делать свое дело и приносить плоды исходя из этого жизненного единения, если бы думал о живом Христе именно в этом духе, если бы открылся жизненному соку, который втекает в него благодаря Христу, если бы позволил Христову «Я есмь» действительно влиться в себя подобно новому соку жизни, — тогда он смог бы в каждое мгновение жить правильно и его настоящее освятилосъ бы. И все более он будет постигать, что Христово «Я» есть чудеснейший и лучший сок жизни, сок жизни нового мира.