Одновременно с возрастающим отрицательным отношением к схоластике и ее все более увеличивающейся путаницей положений, философское мышление начало отрицательно относиться и к самому великому Аристотелю; им стали заниматься с неохотой и относиться с насмешливой критикой. Все, кто придерживался гуманизма, были поклонниками Платона, который никогда не оставался забытым в Средние века и, наряду с Аристотелем, был весьма ценим естествоиспытателями за свою математическую ориентацию; теперь он пришелся очень ко времени, вследствие своего эстетического и всеобъемлющего взгляда на природу. Все платоническое долго еще оставалось окрашенным в «неоплатонический» цвет, даже в самой платонической Академии во Флоренции, во главе которой стоял врач. Это был Марсильо Фичино (1453—1499), друг гуманиста-врача Антонио Бенивьени (сконч. 1502), который в своей книге «De abditis morborum causis», наряду с симптомами, диагнозом и терапией, вводит результаты 20 аутопсий, становясь таким образом на путь собственных наблюдений и проверки прежних данных. Марсильо называет Галена и Платона своими путеводными звездами, но к последнему относится с большим уважением, переведя заново все его сочинения, а также некоторые сочинения неоплатоников Плотина и Ямблиха, а также псевдо-Дионисия Ареопагита. Из медицинских его трудов нужно назвать лишь весьма распространенное сочинение о чуме и работу «De triplici vita»; в первой части этой работы описывается образ жизни ученого, во второй — он занимается вопросом о продолжении жизни, а третья, датированная 1489 годом и примыкающая к книге Плотина «De vita coelitus comparanda», содержит сильно мистическое медицинское учение астрального направления, с ссылками на Галена и Гиппократа, хотя вообще Фичино резко выступал против лжи астрологов и был в дружеских отношениях с графом Джовани Пико делла Мирандола. Эта книжечка о «направленной к небу жизни» чуть не вызвала судебного преследования перед курией 60-летнего Марсильо за колдовство. Между тем Пико (1462—1494) как раз кончал свои «Disputationes adversus astrologos» большой труд в 12 книгах, в котором он с большим знанием литературы и блестящей диалектикой нанес тяжелый удар всему астрологическому учению (книга напечатана в 1495 г.); труд этот имел незначительный успех, хотя нашел поддержку у (118/119) фанатика Джироламо Савонарола, сожженного в 1498 г. Через несколько лет вновь подняла голову в литературе также иатроматематика, и еще в 1562 и 1563 годах в том самом университете, в котором работал Леонард Фукс, известный уже нам как ревнитель научной ботаники, Самуэль Сидерократес посвятил свою торжественную речь на юбилейном дне медицинского факультета защите
Леонард Фукс вообще был одним из самых горячих защитников постепенно укреплявшегося неогаленизма; сторонником его был также и Бенивьени во Флоренции, видевший главную свою задачу в том, чтобы свергнуть авторитет Авиценны, самого педантичного приверженца галенизма у арабов. В возникшей по этому поводу полемике в 1530 и 1533 годах Фукс взял Авиценну под свою защиту. Его литературные заслуги кроме того заключаются в переработке Гиппократа, Галена и Николауса Мирепса. К тому же времени относится литературная полемика его и с выше его стоявшим, как филологом, медиком Яном Корнарием (Иоганн Хайнпуль) из Цвикау (1500—1558); мы и теперь еще пользуемся сделанными им образцовыми латинскими переводами рукописей Аэция, греческий оригинал которых еще не напечатан.
На борьбу с Авиценной в тридцатых годах 16-го столетия выступила также и «новая» Флорентийская Академия, которая назвала себя «галеновской академией», в противоположность «платонической» академии Козимо Медичи и Фичино конца 15 столетия. Несомненно, позиция арабской медицины была в эту эпоху не из лучших. Но и теперь еще в 1530 г. Лоренц Фриз из Кольмара, «Avicennista insignis», как его назвал один южно-французский библиограф, выступил с «Defensio Avicennae»; таким образом, приходилось уже перейти к обороне, и в 1533 г. из Флоренции родился протест, «против Авиценны и новейших врачей, которые с варварским пренебрежением относятся к учению Галена». В этом споре флорентийские врачи включили в свои ряды уже находившегося в могиле Бенивьени. В сущности все это было только сменой авторитетов, усердно защищаемых обеими сторонами; нужно, однако, сказать, что филологическое направление и для арабских врачей не осталось без пользы: Джироламо Рамузио, венецианский врач (умерший в 1486 г. в Дамаске), и Андреа Альпаго из Беллуно (умерший после 1554 г. профессором в Падуе) положили (119/120) много труда на то, чтобы дать науке новые переводы Ибн-Сина с арабского.