В общем, шуму было достаточно. А с учётом того, что мужчина, на которого так беспардонно уселись, перенёс недавно инфаркт, и работы медикам было не мало. Старушку тоже пришлось откачивать. До утра провозились.
Утром бабуля первым делом пошла в соседнюю палату, чтоб извиниться. Пострадавший оказался человеком вполне адекватным, вместе они посмеялись над ночным приключением и потом две недели дружили, пока не выписались домой. Балагуры из палаты номер шестнадцать прозвали их «сладкой парочкой».
Разлив
Мой врачебный участок соседствовал с речкой. Речка была небольшая и тихая, полная летом мелких рыбёшек, лягушек и детворы. Но весной она словно срывалась с цепи. Вода поднималась на несколько метров и иногда заливала стоящие рядом дома. Улицы превращались в протоки, и по несколько дней два-три квартала поближе к берегу делались недоступны. Жителям на работе оформляли отгулы, а мне, как врачу, приходилось выкручиваться. К чести моих пациентов должен сказать, что в половодье в затопленные дома врача вызывали только в отчаянных случаях.
И вот, в самом начале разлива, поступил в поликлинику вызов. Я подумал, что больной уже, скорее всего, оказался на острове. Однако, надеясь на лучшее – да и куда мне было деваться? – отправился в путь.
Самой короткой дорогой пройти мне не удалось – она упиралась в бурные мутные волны. Зная, что дальше местность немножечко повышается, я обогнул разлив по соседней улице – и снова вышел к струящемуся потоку. То же самое было ещё два раза, но, наконец-то, мне повезло. На очередном квартале к сухому пока что берегу была причалена лодка.
Местные мужики, понимая прекрасно, что разлив – разливом, а жизнь со своими заботами продолжается, каждой весной устраивали на реке самопальную переправу. Откуда-то доставали лодку и в переменку дежурили всё половодье. За перевоз брали не дорого, а чаще всего получали натурой – самогоном или дешёвым вином. Двух – трёх часов обычно хватало, чтобы очередная смена расползлась по домам, а нетерпеливые очередники заняли злачный пост. Вот к такой переправе я, в конце концов, и попал.
У лодки стояли три мужика. Судя по блеску в глазах и оживлённому разговору, смена их подходила к концу. Я поздоровался и попросил меня подвезти.
– Выпить есть? – прямо спросили они. – Деньги сегодня уже не берём. Дуй за вином.
– Ребята, – взмолился я, – я же врач! Мне к больному нужно!
– Это дело другое, – посерьёзнели перевозчики. – Это дело святое! Перевезём! А куда?
Я назвал адрес, и мужики оживились.
– Это ж Иван заболел! Точно, его это адрес! А с ним чего? Может, уже помирает! Сейчас, доктор, вмиг довезём!
Однако к лодке никто не пошёл, все остались на месте, обсуждая новость о болезни товарища и гадая, что с ним такое. Прошло минут пять.
– Ребята, – напомнил я о себе. – Может, поедем?
Все трое вздрогнули, словно уже про меня позабыли, и принялись объяснять, что сейчас отчалить не могут. Нет вёсел. Мишкина жена приходила (один из них, очевидно, тот самый Мишка, кивнул и расплылся в улыбке), ругалась, что выпили, и вёсла с собой унесла. Чтоб не добавили…
– И что будем делать? – воскликнул я.
– Не волнуйся, доктор! Придумаем!
И оживлённое обсуждение здоровья Ивана продолжилось.
Я хотел уже было двинуться дальше, предполагая, что где-то ещё остался сухой проход в нужный дом. Но тут мужики замолкли, и один из них направился к кромке воды.
По бурным волнам в большом деревянном корыте плыл мальчишка лет десяти, гребя штыковой лопатой. Вначале он что-то засомневался и хотел улизнуть, но мужики его как-то уговорили, и юный пловец пристал к берегу. Лопата тут же была конфискована, и наша лодка, наконец, отправилась в путь. На носу сидел я с сумкою на коленях. Посередине – два мужика, продолжавших пьяную болтовню. На корме сидел третий, сосредоточенно загребая лопатой.
Очень скоро мы снова подплыли к сухому участку улицы, и я соскочил на землю. Но не успел попросить, чтоб меня подождали, как лодка уже отчалила. Видимо, обладая теперь лопатой, перевозчики торопились наверстать упущенный заработок.
– Мужики! – завопил я вслед. – А как же назад?!
– Ты, доктор, повыше пройди! Там километрах в трёх ещё сухо! – донеслось над бурным потоком.
Надо сказать, что случай, и правда, оказался серьёзным. Хотя болел не Иван, а его супруга. Иван мирно спал после тяжёлой смены на перевозе. А вот назад я брёл по щиколотку в воде не три, а все пять километров. И воды в сапог всё-таки зачерпнул.
Напугал
Накануне ночного дежурства по больнице я простудился. Голос охрип и стал похожим на рёв недовольного буйвола. Кашель смахивал на собачий лай. Горло болело. Меня постоянно знобило. Насморк и головная боль на фоне этого были уже пустяками…